Модерато кантабиле

Дюрас Маргерит

III

Мальчик толкнул калитку — маленький ранец качнулся у него за спиной, — потом остановился на пороге парка. Внимательно осмотрел расстилавшуюся перед ним лужайку, потом пошел медленно, на цыпочках, настороженно, будто боялся спугнуть каких-то птиц. И вправду, одна птица вспорхнула и улетела прочь. Мальчик провожал ее глазами ровно столько, сколько ей понадобилось, чтобы усесться на дереве соседнего парка, и продолжил свой путь, пока не остановился под окном, перед

которым рос бук. Поднял голову. Из этого окна в этот час дня ему всегда улыбались. Улыбнулись и на сей раз.

— Иди сюда, — крикнула Анна Дэбаред, — сейчас мы пойдем гулять.

— Вдоль моря?

— Вдоль моря, везде, где захочешь. Ну, пошли же.

Они снова отправились по бульвару в сторону мола.

Мальчик очень быстро все понял и даже ничуть не удивился.

— Так далеко, — захныкал было он, но смирился и стал тихонько что-то напевать.

Когда они прошли первый причал, было еще рано. Горизонт прямо перед ними, на южной окраине города, затемнен черными полосками, затянут желтоватыми облаками, что выпускаются в небо литейными заводами.

Был тот час, когда везде мало народу, и в кафе тоже было безлюдно. Только один мужчина стоял там, в дальнем конце стойки бара. Хозяйка, не успела появиться Анна Дэбаред, сразу же поднялась и устремилась к ней. Мужчина даже не шелохнулся.

— Чем могу служить?

— Бокал вина, пожалуйста.

И тотчас же залпом выпила. Она дрожала еще сильнее, чем три дня назад.

— Должно быть, вы удивлены, что я снова здесь?

— Ах, знаете, в моем деле мало чему удивляешься… — ответила хозяйка.

Украдкой, исподлобья она окинула взглядом мужчину — тот тоже побледнел, — снова уселась, потом, передумав, повернулась и исполненным достоинства жестом включила радио. Мальчик отошел от матери и отправился на тротуар.

— Кажется, я уже как-то говорила вам, мой малыш берет уроки музыки у мадемуазель Жиро. Впрочем, вы, наверное, и сами знаете.

— Еще бы мне не знать! Вот уже больше года наблюдаю, как вы туда ходите, раз в неделю, по пятницам, разве не так?

— Да, по пятницам. Я бы с удовольствием выпила еще бокал вина.

Мальчик нашел себе приятеля. В неподвижности застыв на краю набережной, оба наблюдали, как разгружают песок с большой баржи. Анна Дэбаред отпила половину второго бокала. Дрожь в руках стала чуть слабей.

— Этот малыш, он всегда один, — проговорила она, глядя в сторону набережной.

Не удостоив ее ответом, хозяйка снова принялась за свое красное вязанье. В порт вошел еще один до предела нагруженный буксир. Мальчик выкрикнул что-то невнятное. Мужчина подошел к Анне Дэбаред.

— Не хотите ли присесть? — предложил он.

Она молча последовала за ним. Хозяйка, продолжая вязать, упорно посматривала на буксир. Было видно, что, по ее разумению, дело принимает явно

нежелательный оборот.

— Вот сюда.

Он указал ей на один из столиков. Анна присела, он напротив.

— Благодарю вас, — пролепетала она. В зале была свежая полутень начала лета. — Вот видите, я снова здесь.

На улице, совсем близко, свистнул мальчик. Она вздрогнула.

— Мне бы хотелось, чтобы вы выпили еще бокал вина, — не сводя глаз с двери, проговорил мужчина.

Заказал вино. Хозяйка подала без звука, видимо, смирившись уже с этаким пренебрежением правилами приличия. Анна Дэбаред откинулась на спинку стула, наслаждаясь передышкой в своих страхах.

— Сегодня уже три дня… — проговорил мужчина.

Она с трудом выпрямилась и снова отпила вина.

— Как хорошо, — пробормотала тихонько. Дрожь в руках совсем унялась. Она еще больше выпрямилась, слегка придвинулась к нему, мужчине, который теперь в упор смотрел на нее.

— Я хотела спросить, вы что, сегодня не работаете?

— Нет, мне сейчас нужно время.

Она улыбнулась с какой-то наигранной застенчивостью.

— Время, чтобы ничего не делать, да?

— Да, ничего не делать.

Хозяйка по-прежнему оставалась на своем посту, за кассой. Анна Дэбаред говорила вполголоса:

— Самое трудное для женщины — это найти повод, чтобы зайти в кафе, но мне подумалось, неужели я не способна найти такой повод, скажем, бокал вина, жажда…

— Я пытался разузнать побольше. Но мне ничего не удалось.

Анна Дэбаред как-то поникла, снова погрузившись в смутные воспоминания.

— Это был очень громкий крик, такой протяжный, пронзительный. Потом вдруг он затих на самой высокой ноте… — произнесла она.

— Она умирала, — пояснил мужчина. — Должно быть, крик оборвался в тот самый момент, когда она перестала его видеть.

Вошел посетитель, не заметил их присутствия, облокотился на стойку.

— Мне кажется, когда-то… да-да, по-моему, один только раз в жизни и я тоже кричала, почти как она… Знаете, это было, когда я произвела на свет этого ребенка.

— Они познакомились случайно, где-то в кафе, может, даже в этом самом, куда оба иногда заглядывали.

Потом перекинулись словечком-другим, разговорились о том о сем. Но на самом деле я ничего не знаю наверняка… А что, неужели этот малыш причинил вам такую боль?

— Ах, слышали бы вы, как я кричала.

Она улыбнулась своим воспоминаниям, откинулась назад, внезапно освободившись от всех своих страхов. Он придвинулся поближе к столику и как-то сухо попросил:

— Расскажите мне что-нибудь.

Она сделала над собой усилие, подумала, что бы такое рассказать.

— Я живу на Морском бульваре, в самом крайнем доме, последнем на выезде из города. Сразу за ним начинаются дюны.