Модистка королевы
Шрифт:
По воскресеньям и в праздники я помогала маме. Мы навещали больных и ухаживали за ними. Это была работа не из приятных, но она мне нравилась, потому что я проводила время вместе с мамой. Я любила возвращаться с ней домой рука об руку, напевая песни, тихо разговаривая. Я обожала маму, и она платила мне тем же.
А затем меня постигло второе горе: Жан-Лоран подхватил лихорадку, от которой так и не оправился.
Жан-Лоран, мой маленький, самый младший братишка, я так хотела уйти вместе с ним! Что там, на небе делать маленькому мальчику, одному в его десять лет… Отец Лерминье рассказал мне, что делают малыши на небесах. Но кому нужны слова, даже самые красивые, если не стало маленького мальчика? Тут нечего говорить, нечего
Из-за постигшего меня несчастья я отгородилась от мира. Мне было необходимо уединение, и я пряталась в моем горе, отдаваясь ему без остатка. Месье Лерминье сказал, что страдание очищает душу, что человек, испытав его, становится добрее. Это все пустые слова. Я, напротив, стала озлобленной и начала чувствовать ненависть ко всем детишкам десяти лет, живым и полным сил.
После смерти Жана-Лорана младшим ребенком в семье стала я. Дом постепенно пустел. Сестры ушли в Амьен [12] искать лучшей доли, пытаясь устроиться в парикмахерском деле. На улице Басс не осталось никого, кроме меня и матери. Узы, связывающие нас, стали еще крепче. Кроме того, мы были очень похожи — как внешне, так и по духу. Я превратилась в зеркало молодости, в котором мама снова видела себя ребенком. В семье Бертен было две Марии-Маргариты: большая и маленькая.
12
Амьен — главный город Пикардии.
С понедельника по субботу все мое время принадлежало мадемуазель Барбье. Магазинчик открывался в десять утра, но уже задолго до этого я вовсю хлопотала в ателье. Девушки украшали салон. Лишь один перерыв в час дня — и мы снова подбирали бархатные цветы, гофрировали кружева, погружались в океаны тканей кремового цвета, гроденапля [13] , в прозрачность газа и барежа [14] . Я восхищалась красотой материй, но еще больше ловкостью хозяйки, превращавшей их в прекрасные туалеты. Я была без ума от безделушек и украшений на тканях, от браслетов и колье, похожих на цветы. Ателье служило садом, где меньше, чем за час, расцветали маки, маргаритки, пионы, розы…
13
Гроденапль — плотная гладкокрашеная шелковая ткань, названная в честь первоначального места производства — г. Неаполя в Италии.
14
Бареж — сорт шелковой ткани в газовой технике. В первой половине XIX века бареж был одной из самых дорогих тканей.
Мадемуазель Барбье была не просто модисткой. Она являлась созидательницей и в свое дело вкладывала душу.
Мало-помалу я стала замечать, что снова мечтаю. Мне хотелось стать королевой, чтобы царствовать над тканями и цветами, как моя хозяйка.
Шли годы. Придя как-то утром в магазин, я увидела, что мадемуазель Барбье печальна как никогда, а девушки плачут. Дела шли не слишком хорошо, хозяйка не могла больше позволить себе держать трех помощниц. Поскольку я пришла последней, то должна была уйти первой, хотя и проработала у Барбье семь лет. Я уже почти освоила профессию, и мои навыки обязательно пригодились бы в каком-нибудь другом ателье. Оставалось только найти его! Однако модистки не росли как грибы на дороге. И в мануфактуру устроиться стало непросто. Можно было последовать примеру сестер и отправиться искать работу в другом месте. Но уйти означало остаться одной вдалеке от дома, вдали от своих…
А
Наконец, я решилась. Моя крестная мать Готеро убедила меня, что в Париже довольно работы и жалованье намного выше. Итак, вперед — в Париж!
Мама положила в мой чемодан кружевной платок, карманный кошелек, вышитый в клетку голубым шелком, и гребень, который достался ей от моей бабки, Мекиньон. Не забыла она и про молитвенник, подарок месье Лерминье. Напоследок мать заверила меня, что Божественное Провидение не оставит без внимания такую девушку, как я, и обязательно одарит своей милостью. Нужно верить в это и не бояться грядущего. Я ушла, и на улице Басс в доме семьи Бертен не осталось никого, кроме одной Марии-Маргариты.
Глава 2
Это произошло весной 1762 или 1763 года. Я открыла для себя Париж. Он совсем не был похож на тот город, который я надеялась увидеть.
Мне исполнилось всего пятнадцать лет, я впервые оказалась вдали от дома, совсем одна. Нужно было всему учиться, многое увидеть. Мадемуазель Барбье говорила, что у меня есть способности! Она не сомневалась в том, что я, обладая привлекательной внешностью и вкусом, не пропаду. Но это было только началом, которое оказалось трудным.
В Аббевиле я была помощницей модистки, в Париже — абсолютно никем. Я чувствовала себя крошечной, почти невидимой. В огромном многолюдном городе я была одинока как никогда.
Свою первую ночь в Париже я провела на улице Жювери в доме подруги Виктории Барбье, рыжеволосой красавицы с белоснежной кожей, усыпанной мелкими веснушками.
Но там я оставалась недолго. У рыжеволосой подруги мадемуазель Барбье была большая семья и долги, и я ушла, чтобы не стеснять ее. Мне повезло: я быстро нашла работу и при ней новое жилье.
Сначала меня приняли в магазинчик на набережной Жесевр, потом на службу к Марии-Катерине Пекелер, в дом мод «Модный штрих» на бесконечной улице Сен-Оноре, в центре изящества и красоты. Эта улица изобиловала всевозможными магазинами. Пятнадцать трикотажных лавок, три вышивальных, полдюжины шляпных, три портняжных, пятнадцать суконных, четыре бельевых, около тридцати галантерейных (тех, что «все продают и ничего не делают»), перчаточник, дюжина скорняков, столько же портных, два десятка модисток. И все это только на одной улице!
Я подолгу рассматривала вывески. Они были шикарными, позолоченными: «Золотая лента», «Золотой посох», «Коронованный лебедь», «Стиль века», «Три султана», «Французские женщины», «Два ангела», «Модная шуба», «Великолепный»… Пойди узнай, почему мне больше всех магазинчиков нравился бутик Марии-Катерины Пекелер! Я собиралась остаться в нем на несколько лет. «Не рассчитывайте обрести здесь надежную работу», — предупредила меня Пагелла [15] . Ее все так называли. Но работа никогда не пугала меня, да и жалованье вполне устраивало. Хозяйка дала ясно понять, что в ее доме трудятся только порядочные девушки.
15
Пагелла — рыба семейства окуневых.
— Отбой в десять вечера и не вздумай приводить мужчин!
Я кивнула в знак согласия. После этого Пагелла внимательно осмотрела меня с ног до головы, будто разглядывая животное на рынке. Красивое животное, в этом я отдавала себе отчет.
Магазин «Модный штрих» пользовался хорошей репутацией, и Пекелер стремилась сохранить ее. Злые языки говорили, будто дома мод — это приюты для веселых размалеванных шлюх с напудренными волосами, но девушки, служащие у моей хозяйки, не злоупотребляли ни белилами, ни румянами. Почти все они были строгих правил и одевались очень скромно.