Модный Вавилон
Шрифт:
— Это просто маленькая шалава, у которой мордочка как у бурундука, — слышу я краем уха. — Мне все равно, что она сдает экзамены на степень А и надеется попасть в Кембридж — эта дрянь отказалась надевать меха на лондонской Неделе моды, а потом жаловалась, что ей не дают открыть шоу. В конце концов, ей пришлось трижды переодеваться, чтобы получить возможность выйти первой. Когда только она уймется? А ведь ей всего двенадцать.
Я возвращаюсь на свое место и вижу, что Мими и Ник просто помирают со смеху.
— К сожалению, нет, — говорит Ник.
— В чем дело? — спрашиваю я.
— Он никогда не был в душе у Тьерри.
— Где-где?
—
— Я бы тоже не отказалась, — говорю я и снова встаю — проводить закупщика из Harrods.
Мы обсуждаем продажи, говорим о том, как хорошо расходится новая коллекция, особенно с тех пор как Ванесса Тейт получила «Золотой глобус». Он жалуется, что у них мало серебристых платьев, и я обещаю, что следующая подборка будет и больше, и лучше, поскольку мы собираемся подыскать себе менеджера.
Я прощаюсь с ним, улыбаюсь другим гостям и снова иду к столу, где Мими сидит, обняв за плечи женщину, пытающуюся забеременеть. Та, кажется, плачет.
— Что случилось? — спрашиваю я у Ника.
— Хрен его знает, — пожимает он плечами. — Минуту назад они болтали о Лили Коул и Лили Дональдсон, а потом она начала реветь. Это все из-за шампанского. Она выпила по меньшей мере бутылку.
Я наблюдаю за тем, как Мими со словами сочувствия выводит женщину из зала, по-прежнему держа ее за плечи. Сажает ее в такси и через пять минут возвращается.
— Слава Богу, — говорит она, опускаясь на стул и закуривая. — По крайней мере одна положительная рецензия нам обеспечена.
— Почему? — спрашиваю я.
— Она перепила и выставила себя полной дурой у тебя на вечеринке. Ей будет неудобно поливать тебя грязью в Нью-Йорке.
— Мими права, — говорит Ник. — Невероятно удачный вечер. Кто-нибудь знает, из какого она журнала?
16
Половина девятого утра. Из динамиков рвется голос Мадонны. На улице холодно, темно и сыро. Лидия сидит на стуле в крошечных белых трусиках, задрав ноги, — какая-то девушка, назвавшаяся Дэз, натирает их кремом. Я сижу в углу, курю седьмую за утро сигарету и жду, когда займутся моим макияжем.
Все мы торчим здесь с восьми, и за это время я успела съесть три круассана и полбулки с шоколадной начинкой. Макс Дэвис шесть раз назвал меня деткой, пять раз — крошкой, дважды ткнул указательным пальцем и один раз потерся промежностью о спину Лидии.
Я всегда ненавидела сниматься и теперь, сидя с набитым выпечкой и кофе желудком, понимаю почему. Это вечное ожидание! Сейчас я вынуждена дожидаться своего стилиста — и дождусь какой-нибудь двадцатилетней девицы. Она будет предлагать мне нечто совершенно неприемлемое, в чем я буду чувствовать себя толстой, глупой, похожей на цирковую лошадь. Потом мне придется ждать, пока Макс установит освещение. Ждать, пока ассистент зарядит камеру. Затем нас сфотографируют на «Полароид». Кто-нибудь потрет снимок о свою задницу, чтобы согреть его и ускорить процесс проявки. Потом фото вставят в беленькое паспарту. Все соберутся вокруг. И внезапно Лидия поймет, что ей нужно переодеться, переобуться или сменить прическу, потому что «это никуда не годится». Возможно, я последую ее примеру.
Мне скучно, тоскливо — и, если честно, у меня легкое похмелье. Благодаря неимоверным усилиям Александра, Мими и Триш вчерашний вечер прошел успешно. Папка входящих на моем мобильнике переполнена сообщениями, в которых речь идет о том, как все вчера было здорово. Александр позвонил мне из офиса — судя по всему, нас завалили благодарственными букетами и ароматизированными свечами. Он намекнул, что часть послал Нику, и я вынуждена была это одобрить. Его идея была просто потрясающей, и вчерашний ужин действительно может оказаться одним из тех событий, которые будут иметь для нас в Америке очень важные последствия. Если лучшие представители британской прессы на твоей стороне, то уже не важно, пошлет ли тебя style.com ко всем чертям и придет ли на твою презентацию Анна Винтур. Кажется, обилие Moet сделало свое дело.
— С тобой все в порядке? — спрашивает Лидия, подставляя левую ногу рукам Дэз и хихикает. — Я как Наоми! Она всегда стоит на этом самом месте, голая, без единого волоска на теле, и ее, прежде чем выпустить на подиум, натирают кремом.
— Вот почему кожа у нее всегда блестит, как шкура пантеры, — подает голос Макс из другого угла и скребет в воздухе пальцами, изображая когти. — У-у-у, какая она сексуальная крошка!
Черт возьми, он невыносим! Это уже моя третья съемка с его участием, и он неизменно раздражает меня до крайней степени. Не знаю, в чем тут дело — может быть, в его полуамериканской привычке растягивать слова. В мире моды кое у кого это принято, чтоб подчеркнуть, что они, видите ли, настоящие космополиты и сами не знают, в какой точке земного шара проведут следующий день. А может быть, меня коробит оттого, что он щеголяет своим знакомством со знаменитостями и без конца рассказывает, кто с кем развлекался. Скорее всего, он так выпендривается, поскольку мы знаем, из какого захолустья он родом. И всегда что-то из себя строит, сейчас, разумеется, тоже.
В третий раз за утро льется мотив «Королевы диско»; все танцуют и напевают, пока при появлении стилиста и редактора журнала не раздается команда: «Внимание!»
— Так фот, мы пообщались с Флафф. — У костлявого, с лицом подростка стилиста серьезный дефект речи — он говорит «ф» вместо «в». — И решили, что фы будете сногсшибательно фыглядеть ф том знаменитом серебристо-белом платье.
— Хорошо, — говорю я, откладывая журнал и бросая окурок в чашку остывшего кофе. У меня начинается мигрень. — Но дело в том… э… что у меня не та фигура, чтобы я могла его надеть.
— Но ведь вы стали известной благодаря этому платью, — говорит Флафф, которой вообще следовало бы помолчать — с лошадиными ляжками и задом размером с рояль.
— А Лидия не может его надеть? — спрашиваю я, ощущая, что чувство юмора уступает место ярости.
— Лидия снимается в белье, — говорит стилист.
— Боюсь, что я не смогу появиться в этом платье.
— Но, право же, оно отлично бы на вас смотрелось, — возражает Флафф.
— Нет, — говорю я. — Я слишком немолода и со своей комплекцией не втиснусь в платье, которое мне к тому же не идет. Если вы думаете, что сможете меня переубедить, то ошибаетесь, и мне лучше уйти.
— Детки, детки! — Это Макс. Он идет к нам, на ходу приглаживая рукой свои длинные волосы. — О чем спор?
— Я не стану надевать серебристо-белое платье, — повторяю я. — Для него нужно красивое тело, а я в нем буду похожа на старую толстую шлюху. Мне больше подойдет что-нибудь строгое. И с надежно простроченными швами.
— Отлично, — отвечает он. — Надевай что хочешь, крошка. Это твой день. Все ради тебя. Я хочу, чтобы ты наслаждалась жизнью. Чтобы чувствовала себя счастливой и уверенной.