Моё грозовое небо
Шрифт:
– Нет. Хочу побыть с тобой только вдвоём. Где-нибудь… – Эшли смущённо потупила взгляд, но фразу всё-таки закончила: – В укромном месте.
Расхохотавшись и оставив поцелуй на её щеке, Даниэль ускорил шаг. Да, этого ему тоже очень хотелось.
– Ну же, Эшли, возьми эту чёртову трубку! – прошипел Даниэль, одной рукой сжимая руль и всё сильнее вдавливая педаль газа, но ответом ему были только длинные гудки. Конечно, им же всё ещё было запрещено видеться. И сотовый ей так и не вернули. – Чёрт! Чёрт-чёрт-чёрт!
Даниэль откинул телефон и попытался вытереть глаза тыльной стороной ладони. Бесполезно. Слёзы всё текли и текли. Дома он держался. Ради отца, пришедшего домой только под утро, бледного, с красными глазами и трясущимися, разбитыми в кровь руками. Он никогда не видел его в таком состоянии. Ради отца, разбудившего их самой страшной новостью в их жизни. И ради Мишель, которая плакала и билась в истерике, не желая верить в то, что самого родного в их жизни человека больше нет. Но потом сорвался и сам.
– Мама!!! – Даниэль кричал так, что, казалось, ещё чуть-чуть, и стёкла в Мустанге повылетают. Не выдержав всей той боли, что теперь наполняла их дом, он схватил ключи от машины и помчался к ней. К той, в которой сейчас нуждался больше всего.
Старенький Мустанг со свистом резины остановился на подъездной дорожке, и он, даже не глуша мотор, выскочил на пожухлую траву. Но не успел сделать и пары широких шагов, как входная дверь резко открылась, а в следующую секунду заплаканная Эшли, отталкивая руки отца, пытавшегося удержать её, уже неслась ему навстречу.
Знала, она уже всё знала. И Даниэль был благодарен за то, что ему не придётся говорить это вслух, объяснять, что произошло. Он обхватил Эшли руками за талию и рухнул на колени, воя от боли, сжиравшей его сердце.
– Эш… она…
– Я знаю… знаю… Мне так жаль… – не переставая плакать, Эшли крепко обнимала его за плечи и гладила по голове. – Я с тобой… Всё будет хорошо… Всё пройдёт…
– Эш…
– Я рядом… Всегда буду рядом…
И её шёпот был единственным, что он слышал, что чувствовал в тот момент, всё глубже и глубже утопая в своём отчаянии.
Следующие несколько дней прошли как будто мимо него. О них Даниэль помнил только то, что в какой-то момент отец забрал его домой, и что Эшли всё это время была с ним, не отходя ни на минуту. Утешала его, что-то безостановочно нашёптывая. Он не помнил что, да и слова не имели никакого значения. Только её тёплые руки и голос, звучавший не только в его голове, но и под самой кожей.
Он позволил себе вариться в своей боли эти несколько дней, а потом как будто очнулся после долгой и очень тяжёлой болезни. У него остались сестра и отец, которые страдали, может, даже больше, чем он сам, и которые нуждались в его поддержке. И Даниэль кое-как собрал себя в кучу. В один миг повзрослев.
– Я написал заявление на академ, и его одобрили. Поеду в Колорадо в следующем году, – бесцветно произнёс он, лёжа в своей комнате и поглаживая по плечу устроившуюся на его груди Эшли. К его удивлению, Крис даже не попытался возражать, чтобы она оставалась с ним, и Даниэль был ему за это благодарен. Ведь, кажется, только рядом с ней он мог хоть чуть-чуть, но спать.
– Ты уверен, что это хорошее решение? Учёба и смена обстановки могли бы помочь пережить…
– Ты помогаешь мне пережить это. А я должен быть здесь, – Даниэль тяжело вздохнул и уставился в потолок. – Ты же слышишь, Мишель всё ещё кричит по ночам. А отец… Да, он старается не показывать этого, но я знаю, что он разваливается на части. Даже боюсь представить, что он сейчас чувствует, – зажмурившись до кругов перед глазами, он крепче прижал Эшли к себе и коснулся губами её макушки. – Мы уедем на учёбу в следующем году вместе. Так будет лучше для всех. А пока я должен позаботиться о своих родных.
– Мам, ну хватит плакать, – рассмеялась Эшли, нежно вытирая мокрые дорожки на щеках матери. – Мы приедем на День благодарения. А потом на Рождество. И на Пасху.
Обе семьи, давно уже ставшие одной, стояли на лужайке дома Коллинзов, провожая Эшли и Даниэля в Колорадо-Спрингс, и Алисия не могла сдержать слёз, уже в третий раз обнимая их обоих.
– Просто я уже безумно скучаю по вам.
– Алисия, перестань. Когда-то же это должно было случиться, – пробурчал Крис, ставя в багажник чёрного Мустанга последнюю коробку с вещами дочери, но и он выглядел расстроенным. – Будьте аккуратны. Оба, – он заключил Эшли в объятия и окинул Даниэля своим самым строгим взглядом. – И без глупостей там. Головой за неё отвечаешь.
– Есть, сэр, – тот отсалютовал ему, пытаясь сдержать улыбку, и Коллинз закатил глаза, обнимая и его.
– Шалопай.
Пока Алекс прощался с Эшли, Даниэль присел на корточки перед младшей сестрой, которая всё время покусывала нижнюю губу, чтобы не расплакаться, и нежно подёргал её за две рыжие косы. С ней расставаться было сложнее всего.
– Я буду звонить тебе, веснушка. Хоть каждый день, хочешь?
Мишель на мгновение задумалась, а потом шмыгнула носом:
– Раз в два дня.
– Хорошо, – Даниэль улыбнулся, зная, что она расстроена его отъездом и таким образом пытается скрыть, насколько будет скучать по нему. – Но ты будешь рассказывать мне всё-всё, что с тобой происходило.
– Ладно.
Он подставил щёку для поцелуя, и Мишель коснулась её губами. А потом порывисто повисла на его шее, заставляя Даниэля улыбнуться ещё шире. Его маленькая сестрёнка. Вредная, зачастую бесящая его, но до безумия любимая.
– Слушайте, ну хватит уже. Им больше суток ещё ехать. Пусть проваливают, – проворчал Коллинз, когда Алисия в очередной раз прижала к себе дочь, и Даниэль выпрямился, оборачиваясь к отцу.
– Ну что, пора? – Алекс выглядел совершенно расслабленным, но Даниэль видел, что и ему это прощание даётся нелегко.
– Да, пап, пора.
Алекс немного отвёл его в сторону и положил ладони ему на плечи, заглядывая в глаза:
– Я горжусь тобой. Всегда.
– Я знаю, пап. И постараюсь тебя не подвести.
– И Жизель тоже гордилась бы.
– Папа…
– Прости, – Алекс улыбнулся, но покрасневшие глаза с головой выдавали его состояние. – Просто это так странно – прощаться с тобой. Я как будто снова отправляю тебя к Кэтрин. Только теперь ты уже взрослый и сам едешь туда, куда хочешь, – он бросил взгляд за плечо Даниэля на Эшли, которая уже забралась на пассажирское сиденье и выслушивала от матери последние наставления, облокотившись на открытое окно. – И я рад, что ты едешь не один.