Мое любимое убийство. Лучший мировой детектив (сборник)
Шрифт:
— Значит, когда я видел тебя в машине…
— Я ездила в Болдок красить и обесцвечивать моих очаровательных клиентов, — рассмеялась она. — Я совершенно не разбираюсь в скаковых лошадях и не имела ни малейшего представления, что конь, которого я красила — Ямынь. Пока Вилли Джинс не сказал «Болдок», я не знала, что конюшня имеет какое-то отношение к Дерби. Утром, после того как мы расстались, мне пришлось опять ехать в Болдок и удалять краску: мистер Грейман сказал, что передумал и снова хочет видеть коня с белыми чулками. Вот тогда я отважилась поговорить с ним и рассказала, в каком ты положении. Он рассказал мне всю правду и взял обещание хранить все в тайне. Он помирился с Ленноксом и все рассказал ему о Ямыне, но потом узнал, что Леннокс ему не верит и следит за лошадьми. Мистер Грейман настолько
— Так значит ты, единственная из всех собравшихся на Эпсом Даунс, точно знала, что Ямынь победит?
— А разве я не на него поставила? — с улыбкой спросила парикмахерша.
НИЧЕГО СВЕРХЪЕСТЕСТВЕННОГО
Для старых мастеров, включая мастеров детективного жанра, как мы уже знаем, весьма характерна тяга и к фантастике, и к откровенной мистике. Но они умели и переосмыслить эту свою склонность. Для Викторианской и Поствикторианской эпохи (включая и синхронные ей пласты американской культуры) очень характерны «ложномистические» детективы. То есть такие, в которых общий ход сюжета сперва настраивал читателей на сверхъестественные объяснения — но в финале выясняется, что это «ложное решение», а на самом деле все обошлось без него.
Крайне любопытно проследить, как в такие игры играют и те, от кого, казалось бы, этого ждать совсем не приходится. Например, Эдгар По, который, хотя и считается одним из основателей классического детектива без всякой мистики, ничуть не меньше (даже больше!) прославлен произведениями по-настоящему мистическими, без всякой «ложности».
Примерно то же можно сказать и о Натаниэле Готорне, который был очень склонен выводить логику своих произведений за грань реальности, однако порой намеренно остается на этой грани, не делая последний шаг и позволяя читателю самому прийти к тем или иным выводам.
Что до Роберта Говарда, создателя знаменитого «Конана-Варвара» (и не только!), то для него, помимо абсолютно «черных» сюжетов, весьма типично, да простится нам этот каламбур, восхваление достоинств белой расы. Сейчас такое мог бы писать лишь крайне тенденциозный автор, но в ту пору представления о корректности не совпадали с нынешними. И тем более ценно увидеть, как говардовские сыщики, вопреки всему, оказываются способны проявить сочувствие и уважение к союзникам или достойным противникам вне зависимости от цвета их кожи. Да и на чувство долга этот цвет не влияет: недаром в рассказе «Оскал золота» великолепный образчик белого супермена готов рискнуть жизнью ради и темнокожей девушки, и китайской девочки.
А Роберт Эсташ (так на французский манер звучит его псевдоним: по-английски следовало бы произносить не «Эсташ», а «Юстас»), писавший отдельно от Эдгара Джепсона столь же часто, как и Джепсон отдельно от него, — это на самом деле Юстас Роберт Бартон, очень известный врач, а по совместительству и писатель. Совместимость врача и автора детективов мы видим на примере того же Конан Дойла. Но в отличие от своего знаменитого коллеги Роберт Эсташ мистицизмом если и интересовался, то лишь в плане разоблачения, проводя в своих детективах культ разума, перед которым отступают суеверия и мистика.
Эдгар Алан По
ТЫ ЕСИ МУЖ СОТВОРИВЫЙ СИЕ!
Я намерен сейчас разыграть из себя Эдипа [52] и в этом качестве раскрыть секрет знаменитой «загадки Брякнисдуру». [53] Посему расскажу вам, — ибо это могу сделать я один, — суть того фокуса, который породил «загадку Брякнисдуру», точнее «чудо в Брякнисдуру»: то единственное, достоверное, всеми признанное, неоспариваемое и неоспоримое чудо, которое искоренило среди брякнисдурцев неверие и обратило к истинно ортодоксальной религиозности, ранее свойственной в основном
52
Известный мифологический сюжет: древнегреческий герой Эдип разгадывает загадку сфинкса, чего до него не мог сделать никто из мудрецов.
53
В этом рассказе практически все фамилии и названия «говорящие», причем это подается в ироническом ключе, позволяющем принять самые разные толкования. Название городка в оригинале — Rattleborough, иногда По использует обе его части, Rattle и borough, по отдельности. Если вторая действительно означает «населенный пункт», то значение первой колеблется от «шутовская погремушка» до «пустая болтовня».
Это событие, — о котором негоже рассуждать легкомысленным тоном, — случилось летом 18… года. Мистер Барнабас Тудойсюдойс, один из самых богатых и уважаемых жителей Брякнисдуру, пропал из городка — и, что важно, при таких обстоятельствах, которые заставляли подозревать нечто в высшей степени недоброе. Он выехал верхом из Брякнисдуру в субботу, рано поутру, публично изъявив желание посетить соседний городок, милях в пятнадцать, и воротиться сегодня же: как говорится, ближе к ночи, но в тот же день.
Через два часа после отъезда лошадь его воротилась домой одна, без всадника и без седельных сумок, которые мистер Тудойсюдойс заведомо взял с собой в дорогу. Вдобавок несчастное животное было тяжело ранено и густо покрыто грязью. Все это, понятным образом, крайне встревожило всех друзей старого джентльмена, а когда он не воротился и в воскресенье, жители городка en masse [54] отправились на розыски, надеясь отыскать если не пропавшего, то хотя бы его труп.
54
В большинстве своем (фр.).
Более всех и энергичнее всех хлопотал при этом закадычный друг исчезнувшего, мистер Чарльз Славни, известный в просторечии под кличкою «Славни Чарли» или даже «Славни старина Чарли». Не знаю и знать не хочу, вступает ли тут в силу изумительное совпадение, или же имена наши имеют незаметное влияние на наши человеческие свойства, но более чем несомненно: вряд ли существует на свете хоть один Чарльз, который не был бы открытым, честным, прямым, добродушным, чистосердечным малым, обладателем ясного, звучного, приятного тембра голоса, ласкающим всякий слух, а взгляд его столь же прямо и открыт, как он сам, причем в этом взгляде читается: «У меня чистая совесть, я никого не боюсь и не способен ни на что дурное». Не верите жизни — поверьте театральной сцене: там все положительные персонажи, относящиеся к категории «беззаботный джентльмен», всегда именуют не иначе как Чарльз.
В общем, хотя «Славни Чарли» появился в Брякнисдуру не более как за полгода до описываемых событий и никто ничего не знал о его прошлой жизни, ему не стоило никакого труда познакомиться с наиболее почетнейшими людьми города и завоевать их всеобщее расположение. Любой уважаемый брякнисдурец без колебаний доверил бы ему в долг тысячу и даже более долларов, [55] не требуя в качестве гарантии ничего, кроме честного слова; что же касается брякнисдурок, то они были готовы для него буквально на все, без каких-либо мыслимых исключений. Сами видите, какими привилегиями пользуется человек, получивший при крещении имя Чарльз — и, как следствие, прилагающуюся к имени располагающую внешность, которая повсеместно слывет лучшим эквивалентом рекомендательного письма.
55
Чтобы получить представление, какова была эта сумма для Америки 1840-х гг., достаточно сказать, что самому По крайне редко удавалось зарабатывать свыше 10 долларов в неделю.