Мое непослушное сердце
Шрифт:
— Да нет, просто очень уж… лучше скажи правду.
Молли смерила его уничтожающим взглядом и вошла в магазин.
— Надо же! Видно, ты так и сделала, — поразился он, догоняя ее. — И сколько там было?
— Значительно больше, чем на твоем счете, сынок, так что не возникай.
— Ну же, — подначивал он, ухмыляясь, — мне-то ты можешь сказать.
Молли направилась к полкам с обувью, но тут же пожалела об этом: одни пластиковые шлепки всех цветов радуги.
— Больше трех миллионов?
Молли, проигнорировав
— Меньше трех?
— Какое тебе дело? Убирайся, не приставай.
— Если скажешь, я поведу тебя в бутик и ты сможешь расплатиться за все покупки моей кредиткой.
— Заметано.
Она отшвырнула шлепки с серебряными блестками и двинулась к двери. Кевин забежал вперед и почтительно пропустил ее на улицу.
— Неужели не хочешь поупираться немного, хотя бы для приличия, чтобы не ранить свою гордость и ублажить самолюбие?
— А ты видел те уродливые шлепанцы? Кроме того, я знаю, сколько ты загреб в прошлый сезон.
— Какое счастье, что мы подписали брачный контракт! Подумать только, а я-то думал, ты защищаешь от посягательств свое состояние. Дьявол меня побери, каких только сюрпризов не преподносит нам жизнь! Оказалось, что в опасности мои денежки! — Его улыбка стала еще шире. — Кто бы мог подумать!
Он слишком уж упивался открытием, поэтому Молли решила немного его осадить:
— Бьюсь об заклад, что выпотрошу твою кредитку за полчаса.
— Так чуть больше или меньше трех миллионов?
— Скажу, сколько осталось, когда покончу с покупками. — Молли улыбнулась престарелой чете.
— Если соврешь, отберу все.
— Тут, случайно, нигде нет зеркала, у которого ты мог бы пока полюбоваться собой?
— Никогда не думал, что женщина способна так быстро потерять голову от моей неотразимой внешности.
— Все твои женщины без ума от твоей неотразимой внешности. Правда, при этом делают вид, что их привлекают твой ангельский характер, душа и ум. Особенно ум.
— Клянусь, тебе давно следовало бы задать трепку.
— Боюсь, ты не тот мужчина, которому это суждено сделать.
— Боюсь, дорогая, что ты настоящее дьявольское отродье.
Молли усмехнулась и исчезла за дверью. Четверть часа спустя она появилась вновь с двумя парами босоножек и, торжествующе нахлобучив очки на нос, заметила в руках Кевина яркий пакет.
— А что ты купил?
— Тебе нужен купальник.
— И ты…
— Да. Пришлось прикинуть размер на глазок.
— А какой фасон?
— Господи, да если бы кто-то купил подарок мне, я был бы на седьмом небе, а не стал бы подозрительно щуриться и задирать нос.
— Если это мини-бикини, я немедленно его верну.
— Неужели я стал бы оскорблять тебя подобным образом? — возмутился Кевин, — Да ты просто других фасонов не знаешь. Уверена, твои подружки только в таких и щеголяют.
— Пытаешься заговорить мне зубы? Не выйдет.
Они прошли мимо кондитерской в крошечный скверик — всего лишь несколько кустов гортензии да пара скамеек.
— Вот и удобное местечко, Дафна.
Он усадил ее на скамейку и устроился рядом, вытянув руку на спинке, так что плечи их почти соприкоснулись.
— А теперь поведай мне о своих денежках. Разве тебе не пришлось ждать до двадцати одного года, чтобы наложить на них лапки?
— Да, но я все еще училась, а Фэб не позволяла мне взять оттуда ни цента. Грозилась, что, если я начну распоряжаться деньгами до окончания университета, ей придется подать на меня в суд.
— Ничего не скажешь, ума ей не занимать.
— Они с Дэном держали меня на коротком поводке. Так что, когда я наконец получила диплом и она ввела меня в права наследства, начались счастливые деньки. Я делала все, что полагается богатым дурам: купила машину, переехала в роскошную квартиру, бегала по магазинам, обзавелась дорогой одеждой. Но постепенно сладкая жизнь потеряла свою привлекательность, и я едва не умерла от тоски.
— Почему же попросту не нашла работу?
— Нашла, но деньги, словно свинцовая болванка, висели у меня на шее и тянули вниз. Вернее, сознание того, что я не заработала своим трудом ни единого цента. Может, если бы они перешли ко мне от какого-нибудь другого человека, а не от Берта Сомервиля, я не переживала бы так, но тут… каждую минуту ощущала, что он снова сует свой поганый нос в мои дела. Это было невыносимо. Наконец я решила основать фонд и отдать все деньги. Если проболтаешься об этом кому-нибудь, клянусь, что заставлю тебя горько пожалеть.
— Все деньги?
— До последнего цента.
— Сколько?
Молли принялась теребить тесемку на шортах.
— Не скажу. Ты и так считаешь, что я с приветом.
— Одно мое слово — и босоножки вернутся в магазин.
— Ладно, пятнадцать миллионов.
Кевин на мгновение оцепенел.
— Ты отдала пятнадцать миллионов долларов?!
Она кивнула. Кевин откинул голову и безудержно рассмеялся:
— Ты и в самом деле с приветом. Ба-а-альшим приветом!
Молли вспомнила сальто, проделанное в воздухе, и мысленно согласилась с ним.
— Возможно, но повторяю: я об этом не жалею.
Хотя сейчас не мешало бы вернуть немного, чтобы заплатить по закладной.
— В самом деле не жалеешь?
— Нет! Вот только с одеждой дело плохо. Кстати, спасибо за босоножки. Они просто чудо.
— Рад услужить. Кстати, мне так понравилась твоя история, что я согласен покупать тебе новый наряд каждый раз, как окажемся в городе.
— Ловлю на слове.
— Боже, просто сердце разрывается видеть, как женщина идет на все, чтобы свести концы с концами и при этом не уронить достоинства!