Моё печальное счастье
Шрифт:
— …Задержание… передано в суд…
Молодой комиссар и сам не придавал особого значения своим словам. Я могла бы дать голову на отсечение, что он, как и я, изначально был уверен в виновности Джесса.
Та сцена в машине — внезапно высвеченные лица мадам и генерала — должна была мучить его достаточно долго. Тельма не на шутку его очаровала, и он мог представить себе муки обманутого мужа и желание отомстить… Теперь он, должно быть, доволен, что все кончилось. Методично и настойчиво он искал виновных, и те нашлись.
— …Вам,
Все происходило, как в густом тумане.
— Вы попросите господина Руленда зайти в полицию?
Возможно, я кивнула, возможно, произнесла что-нибудь. Он коснулся пальцем козырька кепи, и его тонкий силуэт растворился.
В любом доме, даже в таком, как у Артура, есть подобие тепла и движения воздуха, исходящее от живущих там. Когда я закрыла дверь, дом Джесса как бы угас, стал инертным, мертвым. Мне казалось, что в нем стоял трупный запах. У мебели был такой вид, будто она покоилась под чехлами целую вечность. От пола несло плесенью.
Я подошла к телефону. Был ли он в состоянии откликнуться? Снимая трубку, я ждала привычного сигнала. Он раздался, но вместо того чтобы возвратить мне ощущение жизни, предстал как отголосок безграничного пространства, в котором кишат мириады миров. Я набрала номер НАТО. Надо было тотчас же предупредить Джесса, вырвать его из того кошмара, в который он попал благодаря мне. Меня соединили с его бюро, и какая-то девица спросила, кто я. Я ответила, что звонит прислуга месье Руленда. Вдруг меня это потрясло. Прислуга! А я что вообразила! Да, я прислуга, то есть та, что моет посуду, чистит обувь, натирает паркет, но кому не дано прожить грандиозный любовный роман с хозяином?
— По какому поводу вы звоните?
У моей собеседницы американский акцент был ощутимее, чем у Джесса.
— Я хотела бы поговорить с месье!
— С каким месье?
— С моим, каким же еще, с месье Рулендом!
— Его сейчас нет.
У секретарши был отрывистый голос. Может, из-за того, что она плохо говорила по-французски? Она должна была с опаской относиться к произносимым ею словам.
— Когда он вернется, вы можете передать, чтобы он позвонил домой?
— Да.
— Не забудьте, это очень важно.
Она положила трубку, не ответив.
То же сделала и я на ощупь, невидяще глядя в пространство. Кровь стучала у меня в висках, а тело сотрясала все более сильная дрожь. Я приняла аспирин. Мне необходимо подавить этот грипп, ведь мне понадобятся все силы, когда я буду говорить правду Джессу. Как сознаться в такой лжи? Достанет ли мне силы выдержать его по-детски серьезный взгляд? Презрение, которое я в нем прочту, отнимет у меня всякое желание жить.
Я не знала, за что уцепиться. Я была совсем плоха. Я срубила дерево, и оно обрушилось на меня.
Может быть, мне станет легче, если я поднимусь наверх? Темные комнаты за закрытыми ставнями представлялись мне не такими враждебными, как внизу.
Я вернулась в спальню Джесса. На ночном столике блистали, подобно крыльям бабочки на солнце, золотые буквы Библии. Я взяла с опаской большую черную книгу. Тисненая кожа ее переплета показалась мне живой.
ХОЛИ БАЙБЛ [3] !
3
Святая Библия (англ.).
Значит, Джесс верил абракадабре, написанной в этой книге? На первой странице был изображен крест, а под ним строчка по-английски. Так значит, наш Бог был одновременно и американцем? И люди обращались к нему со словами, которых я не понимала? И я поклялась в неправде над этими тонкими листами бумаги, украшенными готическими буквами?
А если бы я дала лживую клятву на французской Библии, имело бы это те же моральные последствия? И что означала эта Холи Байбл? Была ли она подобна нашей? А, может, нет? Что было точно похоже, так это крест с заштрихованным контуром.
Раздался телефонный звонок. Казалось, он доносился невесть откуда. Конечно, это звонил Джесс. Следует ли мне теперь же признаться по телефону?
Как он сказал, указывая на книгу в черном переплете? «Библия, на которой я венчался?» Значит, в Америке есть специальные Библии для подобных случаев?
Назойливый телефонный сигнал продолжал буравить тишину дома. При каждом звонке я трясла головой, бормоча: «Нет, Джесс! Я не могу! Нет, Джесс!»
Это было еще труднее перенести, чем если бы он был прямо передо мной со своей золотистого отлива кожей и внимательным взглядом.
Я все медлила, но так как телефон трезвонил, не переставая, наконец спустилась, прижимая Библию к груди.
Не знаю, случалось ли вам смотреть на телефонный аппарат, когда он разрывается от крика? Я смотрела на него пристально, даже намеренно, как на живое существо, и могу вас уверить, что мое ощущение было непереносимым, будто сама судьба сокрылась в этом эбонитовом ящичке, взывавшем о помощи. Я надеялась, что телефон умолкнет. Если бы наступила тишина, у меня было бы время преодолеть обморочное состояние и позвонить самой.
— Алло!
Резким движением я прижала трубку к уху. Бесстрастный и нетерпеливый голос той же секретарши врезался мне в мозг:
— Вы домашняя работница мистера Руленда?
— Его прислуга, да!
— Мистер Руленд вернулся, он спрашивает, по какому поводу вы ему звонили?
Я понимала с трудом. Почему Джесс отказывается сам говорить со мной? Значит, все кончено? Мой голос даже по телефону стал ему ненавистным…
— Вы можете передать ему трубку? — умоляюще произнесла я.