Мое побережье
Шрифт:
— Роуди! — Тони пожал ему руку и хлопнул по плечу, коротко обнимая. Я заулыбалась. Боже, как ужасно трогательны мальчишки в своих «суровых» сентиментальностях.
— Как ты? — мельком бросил типичную фразу, — Пеппер, Господи! — Улыбка переросла в маленькую вспышку смеха, когда он сгреб меня в объятия так, что пришлось привстать на цыпочки. — Ты ее прячешь, что ли? — быстрый вопрос, адресованный Тони. — Сто лет тебя не видел.
Чувствовала себя глупо, но замечательно. Я не знала, что ответить, и просто наслаждалась возможностью наконец-то обнять его.
— А ты вымахал.
Джеймс заулыбался, убирая ладони с моей спины.
— Будешь кататься?
Мы направились
— Боже упаси.
— Ты не меняешься.
Я не сдержалась и против воли негромко засмеялась, пиная камушки носками своих тапочек-кед. Идущий впереди Тони на секунду обернулся, но, стоило мне прищуриться в попытке разглядеть его лицо, как он уже закинул руку на плечи Моники и был таков. Я могла смело вступить в спор с Джеймсом, — меняюсь, очень даже меняюсь! — но какой в этом толк, если он в большинстве случаев всегда оказывался прав.
— Зато я не слягу на следующий день с соплями и чувством «принесите лист бумаги, мне нужно составить завещание».
Он шутливо сузил глаза, отчего стал похож на мудрую хищную птицу, с чувством ностальгии взирающую на подрастающее поколение.
— Аргумент засчитан.
Пляж представлял собой каменистую бухту с песком у кромки воды, вдоль которой можно было встретить обломанные и местами побелевшие от соли стволы деревьев, да вольно гуляющих пеликанов. Последнее заставило меня не только пораженно воскликнуть, но и испугаться, а идея спрятаться за спиной Роуди четко сформировалась в сознании. Однако он со всей присущей и врожденной рассудительностью заметил, что пеликаны вовсе не опасные, если их не трогать. «Главное — не показывай свой страх», — говорил Джеймс серьезным тоном, где между строк четко звучало мальчишечье озорство. Я считала, что птицам совершенно плевать, какая степень страха тебя обуревает, но решила не испытывать судьбу.
Основная часть женского контингента скучковалась у только что вспыхнувшего яркими обжигающими языками костра. Рядом с ними крутились те парни, которые наверняка готовы были дать согласие на сделку с сатаной, желая отужинать раньше всех. Мы с Роуди присели на одно из поваленных бревен. По правде говоря, это немного грело душу — находиться в компании незнакомых лиц одной представлялось мне перспективой стресса.
Принесли зефир. Аппетит особенно о себе не заявлял, но заерзавший на месте Джеймс непостижимым образом передал часть своих настроений. Он вообще удивительный парень: не по годам развитый, спокойный, порой слишком серьезный. Но был, был в нем этот свойственный всем мальчишкам задор со склонностью к приключениям, было чувство преданности друзьям, подчас толкающее на самые безрассудные поступки, и была жажда жизни, читавшаяся в по-южному теплых темно-карих глазах. Я любила Джеймса за то, что он умел правильно расставлять жизненные приоритеты, не растрачивая себя на мелочи. С точки зрения нравственности он стоял многим выше Тони. Хотя этот черт мог утягивать на свое дно даже самые лучшие кадры.
Мне всегда казалось, что Роуди далеко пойдет; такие люди, как он, очень высоко ценятся теми, кто понимает, что такое жизнь. Главное — избежание им знакомства с давно разучившимися воспринимать важность человеческой души, иначе пресловутую, выкладывающуюся на все сто процентов, растопчут и не посмотрят. Они убивают все самое лучшее и уходят, не оставляя после себя ничего, кроме осколков; если бы Джеймс был вазой, которую разбили, я бы просидела на полу недюжинное количество часов, но даже приди на помощь Хэппи или Тони, мы бы его не «склеили». Какие-то кусочки все равно б дали трещины, через которые после непременно протекала бы вода.
Мы разговорились о
Скушали по канапе, сходили прогуляться к местным заводям. Роуди перешагивал с камня на камень, меланхолично повествуя о девушке, которая впервые за долгое время по-настоящему зацепила его, но с которой ничего не сложилось. Я наблюдала за темно-зелеными водорослями в воде, дрожащей от невидимого течения и приводящей маленькие камушки на дне в диффузное для человеческого глаза состояние. Лишь с возникновением полутьмы между заходом солнца и наступлением ночи, погрузившей лес в пугающий мрак, мы вернулись на пляж.
К костру начали подтягиваться остальные ребята. Некоторые из них были навеселе. Парни казались типичными балагурами и разгильдяями, но отчего-то забавными. Исключая пару-тройку человек. Ну, ладно, больше. Значительно больше. Моя вечная жизненная ошибка — идеализировать людей.
К общему сборищу присоединился и Тони. На одежде были заметны темные пятна от брызг — куда только лихая не заносит его. Рука сжимала жестяную баночку с пивом. Вот уж кто в самом деле не меняется.
Моника и пара ее подружек прибежали следом, с раздражающим визгливым смехом что-то «обсуждая». Не имею представления, как они понимают друг друга с сим говором. Я бы давно оглохла. Или они общаются на низкочастотных щелчках и свистах, как китообразные? Согласно обстоятельствам, теория вполне имеет место быть.
Она села рядом с Тони и положила руки на его колено. Темные волосы почти закрывали губы, что-то нашептывающие ему на ухо.
— …скорее всего, буду ориентироваться на военно-воздушные силы. В принципе, с математикой и физикой у меня никогда проблем не было, да и отец хочет, чтобы я отучился на пилота.
Он повернул к ней голову, отчего носы почти соприкасались. Не хочу смотреть. Не хочу этого видеть. Тони отставил банку в сторону, перемещая ладонь на талию Моники. Прикрыл глаза, целуя просто, но задержав прикосновение. Отстранился с улыбкой, коротко взглянул на нее, а в следующий момент Моника заключила его лицо в ладони и поцеловала полноценно, обхватывая нижнюю губу и наклоняясь корпусом вперед, наваливаясь на его грудь.
— …или больше гуманитарный цикл?
Лицо и уши горели. Я сморгнула, только когда осознала, что изображение перед глазами тронула рябь. Поспешила перевести взгляд на собственные коленки, обтянутые джинсами, но на сетчатке четко отпечатался образ человека, смыкающего веки и чуть склоняющего голову вправо.
Каково это — целовать Тони Старка? Каково трогать его волосы, иметь полный доступ к любому участку тела, прикасаться к его рукам и водить пальцами по щекам? Что она чувствует, когда он целует ее? Когда прижимается к нему, когда он ведет ладонью вдоль ее бедер, перемещая руки на более мягкие части женского тела.
Каково это — чувствовать его тепло?
— Джинни, — так официально. Я слышала голос Роуди за циркуляцией крови, которая, как мне казалось, затопила все внутренности и мозг в частности.
Он не спрашивал, почему я пропустила мимо ушей все вопросы. Он ничего не говорил. Не удивлюсь, если он все понял без слов. Джеймс парень не глупый.
— Все нормально, — нелепо строить из себя дурочку, не понимающую, за какой целью ее назвали по имени. Это же Роудс. Даже если он никогда не догадывался и столкнулся с моей проблемой впервые, он не станет никому рассказывать. Он не такой. Он знает, что значит быть другом в таких случаях.