Моё пост-имаго

Торин Владимир

Доктор поднял бровь – он не считал себя человеком, способным что-то путать.

– …там будет коридор. Он приведет вас к Ржавому залу – это сердце кафедры. В дальнем его конце будет еще один коридор. Пройдя по нему, вы упретесь в кабинет профессора Гиблинга. Мистер Келпи будет ждать вас там.

Доктор Доу кивнул, и они с Джаспером направились к лестнице. Уже поднимаясь по ступеням, они услышали возмущенное:

– Клара! Ну сколько можно?! Уйди с бумаг!..

…Научное общество представляло собой весьма мрачное место. Ни на лестнице, ни на этажах свет не горел, а из-за

клубящегося за большими окнами тумана, понять, что время близилось к полудню, было решительно невозможно.

Шаги посетителей по узорчатому, но довольно пыльному паркету отдавались эхом. ГНОПМ изнутри походил на запутанный лабиринт: узкие коридоры и лесенки, множество дверей. На обитых деревом стенах висели портреты в тяжелых рамах, с которых хмурились какие-то раздраженные старики. Глядя на них Джасперу подумалось, что все эти джентльмены, судя по их сморщенным носам, что-то унюхали, и тоже принялся втягивать носом воздух. Но пахло, к его огорчению, здесь лишь старостью.

Племянник доктора Доу был разочарован: отправляясь в научное общество, он полагал, что встретит в его стенах какого-нибудь безумного ученого с всклокоченными волосами и выпученными глазами или станет свидетелем поразительного эксперимента, но казалось, здесь вообще никого нет. Порой откуда-то издалека доносились отзвуки голосов, вот только ни слова разобрать не удавалось.

За весь путь доктору Доу и Джасперу лишь однажды встретились люди: двое джентльменов в очках и длинных сюртуках. Они прошли мимо, проигнорировав кивки посетителей, и исчезли в одном из темных проходов. На безумных ученых они не походили – лишь на заумных зануд.

Следуя указаниям мистера Феннига, доктор Доу и Джаспер обнаружили требуемый коридор, прошли его насквозь и оказались в Ржавом зале.

– А кто такие лепидитологи? – спросил мальчик.

– Лепидоптерологи, – поправил дядюшка. – Они изучают… вот это.

Перед доктором и его племянником предстала зловещего вида аудитория: ряды сидений уступами спускались к профессорской кафедре, на обитых бордовым крепом столах стояли погашенные лампы с круглыми плафонами и лежали какие-то пухлые книги – некоторые были отрыты. Страничка одной из этих книг вдруг с шелестом перевернулась, и Джасперу почудилось, будто это сделал призрак. Уж что-что, а призраки в этом месте, по мнению мальчика, просто обязаны были водиться.

Ржавый зал тонул в потемках так же, как и все здание, но благодаря тусклому свету, который с трудом пробивался в помещение через стеклянную крышу, можно было разобрать, что всю противоположную стену аудитории занимает удивительное – если не сказать поразительное – нечто.

Название зала мгновенно обрело свой смысл. Джасперу предстала огромная, размером с дом, засушенная буро-рыжая бабочка. На ее крыльях ветвились золотистые прожилки. Вытянутое мохнатое тело, длинные усики и закрученный, как пожарный рукав, хоботок, казалось, вот-вот шевельнутся, но фасеточные глаза скрывались под толстым слоем пыли: щетка уборщика общества туда не добиралась, видимо, с момента, как бабочку здесь разместили. В любом случае это был величественный и жуткий экспонат, он вызвал у Джаспера трепет, а у доктора… ничего не вызвал: «Бабочка и есть бабочка – ну, большая бабочка, и что с того?»

Доктор Доу начал спуск по проходу между столами, направившись к профессорской

кафедре. Джаспер припустил за ним.

Оказавшись внизу, мальчик задрал голову – отсюда бабочка казалась еще громаднее, а благодаря стеклянной крыше создавалось ощущение, будто это место – всего лишь очень большая банка. В темноте разобрать, что находится под сводами, не удалось, но, судя по всему, там прятались механизмы, которые разводили кровлю – иначе бабочку сюда было просто не затащить.

Доктор Доу между тем думал о своем. В аудитории, по его мнению, не помешало бы как следует пройтись пневмоуборщиком. Кафедра, ряды кресел, проходы между ними – повсюду лежала пыль. Причем какая-то странная, коричневая. Доктор взял щепотку этой пыли и растер ее между пальцами – он ведь уже видел нечто подобное совсем недавно…

Подняв голову, доктор воззрился на бабочку. Ржавая пыль отделялась от ее крыльев, плавно парила по залу, медленно опускаясь…

– Пойдем, Джаспер.

У грифельной доски, стоявшей прямо под гигантской бабочкой, была еще одна дверь. Войдя в нее, посетители оказались в узком длинном коридоре.

Дверь в дальнем его конце была прикрыта неплотно, и из щели на пол лился теплый дрожащий свет. До доктора Доу и его племянника донесся голос – грозный, низкий, рокочущий, как морские валы, накатывающиеся на прибрежные скалы:

– …Вы еще пожалеете, Келпи!

Джаспер удивленно поглядел на дядюшку, но тот поднял руку, призывая его сохранять тишину. Стараясь не шуметь, они подошли к двери. На ней висела табличка:

«Профессор Генри Н. Гиблинг. Глава кафедры Лепидоптерологии».

Суровый голос за дверью продолжал:

– Лучше запомните ваши локти такими, какие они есть сейчас, Келпи, – целыми и невредимыми, потому что вы их кусать будете! Дейли, Хаксгроув, Гамильтон – все в деле! Когда еще представится такая возможность?

Доктор Доу подобрался, крепче сжал ручки саквояжа. Глянув на дядюшку, мальчик вздрогнул: тот выглядел таким напряженным и сосредоточенным, словно находился сейчас не в научном обществе, а в хирургическом театре со скальпелем в руке.

– Вы нужны в экспедиции, Келпи! – раздалось из кабинета. – Хватит протирать зад в библиотеках! Вспомните: когда в последний раз вы куда-то выбирались с этого пыльного чердака? Когда проводили настоящие исследования? По пути к месту обитания Мухоловки Крейцвига вы сможете вдоволь поразмахивать сачком и понаблюдать ваших бабочек и прочую моль…

Доктор Доу разочарованно покачал головой. Он ожидал, что вот-вот раскроются какие-то грязные, мрачные подробности, как ему казалось, имевшего место заговора. А тут речь о какой-то экспедиции…

Посчитав, что услышал достаточно, он постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, толкнул ее.

Войдя, посетители увидели двух мужчин, стоявших у большого дубового стола. Властный голос явно принадлежал высокому широкоплечему старику, который держал одну руку в кармане сюртука, сжимая в другой кожаную папку для бумаг. Седые слегка вьющиеся волосы почтенного джентльмена переходили в пышные бакенбарды, губы его были недовольно поджаты. Словно грозовая туча, он нависал над растерянным и слегка испуганным собеседником.