Моё пост-имаго

Часть первая. Таинственное происшествие

Глава 1. Пассажир с поезда «Дурбурд».

Доктор Доу отчаянно не хотел этого делать, но в итоге все же надел шарф. Он потянул за неприметный шнурок, и шарф ожил-зашевелился: сам собой обернулся вокруг шеи и затянулся узлом.

Шарфы доктор не любил – было в них, по его мнению, что-то неизящное, неаккуратное. То же касалось и «Самозавязывающихся шарфов Хоффа». И хоть это

новомодное изобретение считалось «выбором настоящего джентльмена», в понимании Натаниэля Френсиса Доу, своим легкомысленным видом оно не отличалось от старых, обычных, шарфов.

«Утешает, что это хотя бы ненадолго», – подумал доктор.

Надев цилиндр и перчатки, он придирчиво осмотрел себя в зеркале, которое висело на стене у вешалки.

«Безупречно. За исключением шарфа…»

Его взгляд упал на торчавшую из прорези погодного датчика «метеокарточку»:

«Внимание!

Объявлено Срочное Тревожное Предупреждение.

Близится туманный шквал».

Доктору мучительно захотелось остаться дома, в удобном кресле у камина, в компании тостов, кофе и романа «Семнадцать миль на запад в сторону вчера». Но у него было дело в городе. Дело, которое не отменить и не перенести.

Насилу отринув мысли о завтраке и книге, доктор взял саквояж и антитуманный зонтик, сообщил миссис Трикк, экономке, что скоро вернется, и, выйдя за дверь, нырнул во мглу Тремпл-Толл.

Саквояжный район Габена и в лучшее время не слыл приятным местом, а сейчас и вовсе представлял собой нечто крайне тоскливое.

На улице было серо, мерзко и слякотно. Туманное утро напоминало дурной полузабытый сон. Дома проглядывали лишь фрагментами: там – окно, здесь – водосток, еще где-то – почтовый ящик или труба паропровода. Неприятные личности ворочались во мгле, словно куколки бабочек в коконах. Порой появлялись, но тут же исчезали, будто их никогда и не было… будто они просто приснились…

Доктор раскрыл антитуманный зонтик и нажал на рычажок на ручке. Трехлопастной винт с шуршанием пришел в движение и завращался. По трубке, скрытой внутри ножки, на лопасти потек раствор «Дефогг», и туман на пару футов вокруг начал таять.

Подняв зонтик повыше, доктор пошагал по переулку.

Короткий путь до Чемоданной площади занял бы у него минут пятнадцать, но пролегал он через задворки Рынка-в-сером-колодце – скажем прямо, не слишком выдающиеся места. К тому же тамошняя публика знала «га-аспадина дохтора» в лицо и, очевидно, не упустила бы случая к нему пристать, словно голодная моль к только что повешенной в гардероб новенькой шубе. «Ой, у меня болит то!», «Ой, у меня свербит это!», «А рука должна так гнуться?», «А у меня нос отпал – это же не нормально, да?»

Чтобы избежать всех этих мелких, раздражающих глупостей, доктор и предпочел длинный путь.

Быстрым шагом преодолев переулок Трокар, он оказался на улочке Худых Ставен.

Мимо проехал паровой экипаж, хлопнула какая-то дверь, у стены дома шмыгнула здоровенная крыса с кошкой в зубах.

Прислонившись к фонарному столбу, прямо на грязном тротуаре сидел престранный тип в ветхом латаном-перелатаном мундире и шляпе-двууголке. У его ног бродила парочка ворон

на тонких поводочках. Завидев доктора, черные птицы разразились карканьем, а тип прохрипел:

– Не найдется пары пенсов для старого ветерана? Враний полк, сэр, подайте…

Доктор Доу прошел мимо, не сдержав отвращения на лице. На месте этого человека он бы не разбрасывался подобными признаниями: Враний полк делал во время Старой войны ужасные, отвратительные вещи, и оставшиеся в живых солдаты, которые в нем когда-то служили, влачили свое ничтожное существование вполне заслуженно.

Вороны закаркали доктору вслед, но он даже не обернулся: пусть только тип в двууголке попробует натравить их на него – пожалеет, что его не прикончили на войне. Впрочем, тот, видимо, предпочел не связываться и подыскать себе другую жертву. Жертву короткой памяти…

Доктор Доу свернул на Фили. Обычно шумная улица сейчас словно вымерла: на дверях лавчонок и мастерских висели замки, окна домов не светились – с сообщением о грядущем шквале местные будто залегли в спячку.

Чем дальше доктор отходил от дома, тем сильнее портилось его настроение. И дело было не только в погоде. Натаниэль Доу относился к различного рода предчувствиям со снисхождением, но сейчас в его душе поселилась твердая убежденность, что грядет нечто крайне неприятное.

В Габене была примета, мол, встретить солдата из Враньего полка – не к добру.

Доктор Доу не верил ни в какие приметы, но мрачные мысли набросились на него всем скопом, словно стая бродячих собак, и он начал гадать, что сегодня может пойти не так. Все его предположения так или иначе сводились к туманному шквалу…

Из размышлений доктора вывел резкий пронзительный звонок, и из мглы выполз дряхлый, как само время, трамвай.

Натаниэль Доу остановился. Подумать только: он и не заметил, как вышел на Бремроук!

Ну а улица Бремроук не заметила его появления. Мимо шли прохожие, гудели экипажи и лязгали велоциклы, грохот, стук и скрежет заполонили собой все. Туман тут и там был подкрашен разноцветными облачками дыма от пипиреток, трубок и сигар.

«А это еще что за новости?» – подумал доктор.

У афишной тумбы на углу толпились люди.

Афиши сообщали, что сегодня, ровно в полночь, состоится премьера радиоспектакля «Таинственное Убийство», великолепной в своей жути аудиодрамы, которую, если верить заявлениям с плакатов, «вы так ждали».

Доктор Доу удивился, ведь он ничего не ждал. А вообще он считал себя человеком, которого невозможно завлечь на что бы то ни было громкими заявлениями с афиш, поскольку рассчитаны они сугубо на простаков. Но с другой стороны, что ему мешало обличить авторов афиш во вранье, ведь шансы того, что эта аудиодрама настолько великолепна, как о ней пишут, исчезающе малы.

Доктор Доу задумался: «В эту полночь у меня, вроде бы, нет никаких важных дел». И записал в свой мысленный блокнот: «Полночь. Кофе. “Таинственное Убийство”».

После чего, начисто позабыв о любых аудиодрамах, нырнул в уличную сутолоку.

На Бремроук было не протолкнуться. Дамы и господа спешили по своим делам, сжимая ручки антитуманных зонтиков и поводки с собачонками. Нервозность читалась и в движениях, и на лицах: туманный шквал все ближе и ближе – скоро мгла станет непроглядной, плотной, удушающей.