Моё пост-имаго
Шрифт:
Еще издали доктор увидел столпотворение. Люди сгрудились у вагона «№ 9, второй класс». Натаниэль Доу похолодел: именно этот вагон ему и был нужен.
И пассажиры, и служащие вокзала стояли по пояс в клубах пара и заглядывали в занавешенные иллюминаторы. Люди в толпе шумели и толкались, топтались друг у друга по обуви и тянули шеи.
Доктор Доу ненавидел зевак. И тех, кто просто зевает, и тех, кто праздно толпится – для него они все были недоумками и бездельниками. Сам он никогда не зевал и не бездельничал. К тому же, по его мнению, чаще всего вместе людей собирало то, что явно
Где-то в глубине людского сборища раздался громкий пронзительный звук – как будто заплакал младенец. Очень назойливый младенец. Доктор Доу придерживался мнения, что если ты – несмышленый ребенок, это не является оправданием, чтобы нарушать общественный покой.
Из толпы, волоча здоровенный кофр, выбрался какой-то джентльмен в котелке, обмотавшийся шарфом по самые глаза, чтобы защититься от пара и станционной вони. Пассажир не заметил подошедшего доктора и наступил тому на ногу.
– Про-простите, – глухо проговорил человек с кофром, – я не хотел.
Доктор Доу уже собирался посоветовать этому неуклюжему господину хорошие глазные капли, как тут в толпе кто-то спросил:
– Что там стряслось? Вам видно?
На что ему ответили:
– Говорят, кого-то укачало.
– Да. До смерти, – добавил еще один зевака.
Кто-то умер…
Доктор Доу сжал зубы и принялся протискиваться через толпу.
– Пропустите! Пропустите меня! Я доктор!
Изрядно помятый и истыканный локтями, он все же попал в вагон.
Любопытствующие стояли и здесь, заполняя собой все узкое пространство обитого темным деревом прохода. Тускло горели газовые рожки светильников в простенках между дверями купе, что-то невнятно шипел вещатель под потолком. В вагоне было неимоверно душно и жарко, ко всему в толпе курили, а кто-то надрывно чахоточно кашлял.
– Да пр-р-ропустите вы! – прорычал доктор, пробираясь все глубже в вагон.
Кто-то ткнул его в бок, кто-то потянул за лацкан пальто, еще кто-то выдохнул ему прямо в лицо облако зловонного дыма от папиретки. Доктора посетило острое желание достать из саквояжа ланцет и проложить себе путь с его помощью, как вдруг его взгляд неожиданно наткнулся на знакомый каштановый затылок.
– Джаспер! – позвал доктор Доу, и к нему повернулось удивленное узкое и очень бледное лицо.
Обернувшийся мальчик был настолько лохмат, что казалось, будто у него нет ни бровей, ни ушей. Густые волосы, вроде как расчесанные, а вроде как и нет – это с какой стороны посмотреть, закрывали половину его лица, оставляя на виду лишь один большой карий глаз, тонкие губы и нос торчком.
На Джаспере был узенький черный костюмчик, он даже галстук повязал – мальчик явно расстарался, пытаясь привести себя в приличный вид перед встречей с доктором Доу. Что ж, вышло у него не очень: по мнению последнего, выглядел он, как бродяга, которому сообщили, что через полчаса ему предстоит предстать перед судьей. Но чего еще ждать от мальчишки…
Доктор нисколько не удивился тому, что Джаспер оказался в самом сердце этой толчеи: его двенадцатилетний племянник был существом раздражающе любопытным и утомительно прытким – отучить его совать всюду свой нос не
– О, дядюшка! – воскликнул Джаспер. – Пропустите! Мой дядюшка доктор! Пропустите его!
Служащие Паровозного ведомства дали доктору Доу дорогу, и стоило ему протиснуться к племяннику, как он тут же увидел, что стало причиной столпотворения.
В обшитом вишневой кожей купе на одном из сидений лежал человек. На пол капала кровь, рука, откинутая в сторону, застыла в судороге. Лицо человека пересекала длинная багровеющая рана, вид которой тут же вызвал у доктора легкое покалывание профессионального интереса.
Большой иллюминатор был задернут тяжелой бордовой шторой, обе газовые лампы светились едва ли не на пределе своих фитилей.
В купе находились господин начальник станции, старший проводник поезда «Дурбурд» и проводник вагона № 9. Начальник станции, коренастый усатый мужчина в мундире и фуражке, отодвинул проводника и уступил место доктору Доу.
– Доктор, прошу вас.
Натаниэль Доу поглядел на племянника.
– Джаспер, с тобой все в порядке?
– Конечно, дядюшка! Тут такое происходит…
Доктор прищурился, изучая живое взбудораженное лицо мальчика. Так и не обнаружив во взгляде Джаспера никаких следов мнимых несчастий, он повернулся к начальнику станции и сказал:
– Боюсь, мои услуги здесь не пригодятся. Этому джентльмену нужен патологоанатом, и…
– Господин доктор, – взволнованно перебил начальник станции. – Близится туманный шквал, и еще неизвестно, как скоро кто-то появится. Вы, в свою очередь, уже здесь, а я как официальный представитель Паровозного ведомства прошу вас помочь мне разобраться в этой… ситуации.
– Конечно, мой дядюшка вам поможет, сэр! – радостно сообщил Джаспер. – Ведь так, дядюшка?
Доктор Доу нахмурился. Он отчаянно не хотел впутываться во все это, но Джаспер с его длинным языком и назойливой невыносимостью, кажется, не оставил ему выбора. А ведь он уверил миссис Трикк в том, что скоро вернется. Она очень огорчится, если они не успеют к чаю.
– Я могу рассчитывать на полную свободу действий? – спросил Натаниэль Доу.
– Разумеется!
– Что ж, тогда я бы попросил вас очистить вагон от зевак и поставить у подножки ваших людей, сэр. Помимо этого, я хотел бы, чтобы все присутствующие, кроме, разумеется, вас, покинули купе. Здесь невыносимо шумно, нестерпимо людно и невероятно тесно.
Сказав это, доктор вручил племяннику зонт и, поставив саквояж на откидной столик, снял свои черные кожаные перчатки.
– Конечно-конечно! – засуетился начальник станции и повернулся к высокому паровознику, стоявшему у дверей купе: – Паркер, разберитесь! Очистить вагон!
Доктор Доу словно поднял иглу с граммофонной пластинки, отключив у себя в голове негодующие и протестующие возгласы изгоняемых любопытствующих, и, надев белые рабочие перчатки, склонился над телом.
Принадлежало оно мужчине сорока-сорока пяти лет. Скругленное лицо правильной формы обрамляли светлые волосы, спутанные и залитые кровью. У покойного были бакенбарды и кустистые брови. Нос, рот и глаза почти полностью отсутствовали, стертые раной.