Мое прекрасное забвение
Шрифт:
– Кайли, не обольщайся. Это тот псих, из-за которого пару лет назад погибла девчонка.
Трентон кинулся к двери, но я встала у него на пути. Он немедленно затормозил, дыхание его участилось. Клэй поспешно скрылся в своем сияющем черном внедорожнике.
Пока компания покидала стоянку, я держала руку на груди у Трента. Он по-прежнему учащенно дышал и трясся от ярости. Взглядом он чуть ли не прожег дыру в автомобиле.
Хейзел повернулась на каблуках и, не сказав ни слова, удалилась к себе.
–
– Знаю, – сказала я.
Я пару раз похлопала по его плечу, потом достала из сумочки ключи.
– Ты в порядке?
– Ага, – ответил он.
Его глаза помутнели, и я поняла, что он вовсе не в порядке. Я прекрасно знала, что такое окунуться в неприятные воспоминания. Даже более года спустя одно лишь упоминание об аварии накрывало Трентона с головой.
– У меня дома есть бутылка виски «Краун» и колбаса. Давай так напьемся, что нас будет тошнить сэндвичами с ветчиной.
Трентон улыбнулся уголком губ.
– Звучит потрясно.
– Еще бы! Идем. Хейзел, до завтра! – крикнула я.
Трентон проследовал за мной до моей квартиры, а там я направилась прямиком к бару.
– «Краун» с колой или чистый? – крикнула я с кухни.
– Чистый, – сказал он у меня за спиной.
Я подпрыгнула на месте и хихикнула.
– Боже, как ты меня напугал.
Трентон выдавил улыбку.
– Извини.
Левой рукой я подбросила бутылку в воздух, поймала ее правой, а затем налила двойную порцию в два стакана.
Улыбка Трентона стала чуть шире.
– Классно иметь личного бармена.
– Я удивлена, что еще не разучилась. У меня было слишком много выходных. Когда в среду выйду на работу, то, наверное, растеряю все навыки.
Я передала ему виски, и мы чокнулись стаканами.
– За «Краун».
– За чертову жизнь, – сказал Трентон, и его улыбка погасла.
– За выживание, – сказала я, поднесла стакан к губам и запрокинула голову.
Трентон сделал то же самое.
Я взяла у него пустой стакан и налила новую порцию.
– Мы хотим напиться так, чтобы языком еле ворочать или чтобы молиться на унитаз?
– Как пойдет.
Я передала ему стакан, взяла бутылку и повела Трентона к дивану. Затем подняла свой стакан.
– За вторую работу, – произнесла я свой тост.
– За то, чтобы проводить больше времени с классными людьми.
– За братьев, которые делают твою жизнь невыносимой.
– За это я тоже выпью, – сказал Трентон и опустошил стакан. – Я обожаю своих братьев. Что угодно для них сделаю, но иногда мне кажется, будто мне одному есть дело до отца, понимаешь?
– А мне иногда кажется, будто лишь мне нет дела до моего.
Трентон перевел взгляд с пустого стакана на меня.
– Он старой закалки: не спорь, не высказывай
Трентон напрягся.
– Сейчас он этого уже не делает. Но раньше бывало. Дурачил нас, детей, понимаешь? Чтобы она осталась. Чтобы по-прежнему любила его.
– Черт побери, это ужасно.
– Твои родители любили друг друга? – спросила я.
На губах Трентона появилась легкая улыбка.
– Безумно.
– Здорово, – тоже с улыбкой ответила я.
– Ну а что… теперь?
– Все ведут себя так, будто ничего не было. Сейчас получше. Правда, плохой тот, кто не хочет забывать, как она по утрам собиралась дольше обычного, чтобы замаскировать синяки. Короче говоря, плохая – это я.
– Не надо так думать. Если бы кто-нибудь обидел мою маму… пусть даже отец… я бы никогда его не простил. Он хотя бы извинялся?
– Ни разу, – без промедления ответила я. – А следовало бы. Перед ней. Перед нами. Всеми нами.
На этот раз Трентон сам протянул мне пустой стакан. Я налила ему порцию, и мы вновь произнесли тосты.
– За верность, – сказал он.
– За побег, – сказала я.
– За это я выпью, – проговорил Трентон, и мы одновременно опустошили стаканы.
Я подтянула колени к груди, опустила на них голову и посмотрела на Трентона.
Тень от красной бейсболки падала ему на глаза. У него были братья-близнецы, но четверо младших могли запросто сойти за четверняшек.
Трентон притянул меня к себе за футболку. Обнял и крепко прижал к себе. Я заметила на внутренней стороне его левой руки буквы, складывающиеся в имя – Диана, а несколько дюймов ниже, более мелким и наклонным шрифтом – Маккензи.
– Это…
Трентон развернул руку, чтобы взглянуть.
– Да.
Мгновение мы сидели в тишине, потом он заговорил:
– Все эти слухи брехня, знаешь ведь.
Я выпрямилась и отстранилась от него.
– Нет, не знаю.
– Просто я не смог вернуться, ведь все смотрели на меня так, будто я убил ее.
Я покачала головой.
– Никто так не думает.
– Родители Маккензи думают.
– Трент, им нужно найти крайнего. Козла отпущения.
Телефон Трентона зажужжал. Он поднял его, глянул на экран и улыбнулся.
– Намечается жаркое свидание?
– Это Шепли. Сегодня бой Трэвиса. В «Джефферсоне».
– Хорошо, – сказала я. – Каждый раз, когда они планируют бой в ночь открытия «Реда», там всегда пусто.
– Правда?
– Тебе это неизвестно, потому что ты ходишь на все бои.
– Не на все. Сегодня я не иду.
Мои брови изумленно взметнулись вверх.
– Я найду чем заняться вместо того, чтобы смотреть, как Трэвис кому-нибудь всыплет. Снова. К тому же мне известны все его приемчики.