Мое роковое влечение

Кир Хелен

— Кир, прошу тебя.

— Я тебя прошу, Вероника! — срывается с дивана и падая у моих ног, хватает за холодные ладони. — Прошу! Давай начнем все сначала. Я прощу тебе все. Даже Тайпанова прощу.

Фамилия Макса падает в возникшую тишину неразорвавшимся снарядом. Есть три секунды до оглушительного взрыва. Сердце начинает стучать на максимальных оборотах. Неуловимо хочется бросится в укрытие и закрыться руками. Это не поможет, потому что чека уже сорвана.

— Я не могу, — вымученно выдыхаю. — Я не могу-у-у.

—

Мы все исправим, — целует ледяные пальцы. — Будет еще лучше. Обещаю. Клянусь.

— Прекрати, — вырываю руки. — Пожалуйста.

Кир наседает сильнее. Обхватывает за талию и придвигается ближе. Мне же отодвинуться некуда. Отталкиваю. Прошу прийти в себя, умоляю сесть на свое место. Он звереет еще больше, почти заваливает на неудобную спинку. Руки лезут под юбку. Он хватает за бедра, гладит, нажимает.

— Вероника, — насыщенный голос лезет в сознание. — Я так скучал. Я так по тебе скучал. Дай мне доказать. Дай почувствовать тебя. Все будет как прежде. Обещаю. Обещаю тебе.

— Нет, — отдираю его от себя. — Нет! Не надо. Умоляю. Я не хочу. Не хочу.

Меня колотит, как буйную. Впервые осознаю, что не хочу его прикосновений. Точнее, что они неприятные, чужие.

Я не хочу никого, кроме Макса.

Никого!

Он моя зависимость.

Он мое роковое влечение.

То, как люто сопротивляюсь, приводит Кира в чувство. Резко прекращает. Отодвигается и окатывает злым взглядом. С ужасом опускаю глаза и вижу, как топорщатся его штаны. Внутри все зажимает, уменьшается и мелко-мелко трясется. Боже… Сколько еще…

Кирилл гневно прочесывает свои волосы. Резко отодвинувшись, одним броском возвращается на место. Зажимает голову двумя руками, усмиряет дыхание. Его жар заполняет воздух. Дышать нечем, все распалено до состояния ртути.

— Ждешь его?

Два слова отдаляют нас все больше друг от друга. Как все странно. Всего два слова, а в них смысла — на всю оставшуюся жизнь.

— Ты знаешь.

К чертовой матери. Надоело бегать. Все так и есть, жду.

— Дура!

— Возможно.

— Не поняла, что тебе о нем рассказал тогда?

Неопределенно киваю головой. Конечно, поняла. Но, прежде чем принять решение, хотелось бы услышать Тайпанова тоже. Думаю, ему есть что сказать. Хотя не представляю его оправдывающимся.

— Кир, я все поняла, но речь не о Максе. Речь о нас с тобой. Время сыграло против.

— Ну тогда слушай сюда, Вероника.

Его тон меняется. Кир с издевкой смотрит. Он готовится нападать. Скрещивает руки на груди и насмешливо смотрит. Я готова принять все. Понимаю, что Кир уязвлен, поэтому вынесу все возможные оскорбления. Но перед тем, как мы перешагнем черту, все же прошу.

— Давай останемся людьми.

Он игнорирует мою просьбу. Просто выбрасывает на помойку.

— Макс был организатором моего провала, — четко артикулирует

каждую букву. — Он позаботился о том, чтобы я провалился. И знаешь ради чего? — бросает в застывшее лицо. — Ради того, чтобы отнять! Он тебя первый увидел. Просто показал, как ты шла по улице. А потом Макса отправили на очередное задание. А когда вернулся, мы уже были вместе. Помог твой порванный пакет, помнишь? Ты рассыпала продукты, когда шла домой. Я оказался рядом. И мы влюбились друг в друга.

Я ошарашена и прибита его словами. Раздирают страшные противоречия. Слишком много совпадений. Все слова Кира бьют в цель. Он не стесняется добивать дальше.

— Он принял то, что мы вместе. Но я знал его натуру слишком хорошо. Волк в овечьей шкуре. Ты думаешь, не замечал, как смотрит на тебя, а? Как шел туда, куда ты? То блядь на кухню припрется, то на крыльцо, типа покурить, когда там одна стояла, — ледяной смешок падает и разбивается в ногах. — Он ждал. Он это умеет, как никто. И дождался сука.

Я хочу пропасть, исчезнуть и раствориться. Мой мир рухнул. Голова начинает трещать и гудеть. Плохо, очень плохо. Едва вздохнув, проваливаюсь в спасительную темноту.

21

— Максим, твоя рука восстановилась, — молоденькая, но очень талантливая доктор деловито ощупывает плечо.

Мне, блядь, кажется или она трогает уж как-то очень погранично? Возвращаю взгляд на нее, пытаюсь выхватить. Точно. И под белым халатом почти ничего. Белье одно светится. Не то, что я раньше не замечал, но сегодня особенно маякнуло навязчивой заботой.

— Да, мне намного лучше, — отстраненно улыбаюсь.

Чтобы не обидеть, медленно встаю и натягиваю больничную робу. Плечо правда намного лучше работает. Все как на собаке зажило. У меня всегда так. Чем больше повреждения, тем скорее срастаюсь. Дэтпул на минималках, а может и на максималках, я хер понял пока.

— Когда выписка, Наташ? — в свою улыбку все блядское очарование вкладываю. — Залежался у вас.

Наташа далеко не дура. Она понимает, что отшил, но держится достойно. Перебирает бумаги и молчит. Я жду вердикт. Если завредничает, отсыхать еще придется не сопротивляясь. Такие правила.

Постукиваю пальцами по коленке, но нервяк долбит. Мне уехать бы. Впереди больняк и отпуск рисуется в самых радужных перспективах. Лысый уже приезжал, сказал, что могу рассчитывать на пару месяцев. Отлично, как раз решу все с Никой.

— Макс, — откладывает Наташа очки в тонкой золотой оправе в сторону. — Ты, конечно, здоров, но я бы еще продлила реабилитацию на неделю. Нужно понаблюдать.

— Какая неделя? — теряю ангельское терпение. — Я здоров как лошадь. Могу штангу поднять три подхода, — вру, конечно. — Все работает, как швейцарские часы. Сколько мне еще париться тут?