Мое сердце между строк

Однажды в далекой стране жил был смелый король и прекрасная королева, которые любили друг друга так сильно, что люди, к которым они выходили, бросали все свои дела, только чтобы посмотреть на них.

Крестьянки, которые

ругались со своими мужьями, сразу забывали причину ссоры, парнишки, которые были готовы дернуть девчонок за косу, пытались вместо этого их поцеловать; художник плакал, потому что ничего из того, что он нарисовал, не могло сравниться с красотой чистой любви короля и королевы.

Это значит, что в тот день, когда король и королева узнали, что королева беременна, над королевством раскинулась радуга, такая прекрасная и большая, какую никто никогда не видел. Казалось, что даже небо показывает свою радость.

Но все же не все разделяли радость короля и королевы. В норе на краю королевства жил мужчина, который отрекся от любви.

Обжегшийся, ребенок боится огня. В доисторические времена Раскуллио надеялся, что и для него найдется сказка где он сможет найти свое счастье с девушкой, которая не будет замечать шрамы на его лице, и его искривленные конечности, и будет относиться к нему с добром тогда, когда его презирал весь мир.

Снова и снова он переживал в душе тот день, когда его школьные приятели грубо толкнули его в грязь и протянутую стройную белую руку, готовую ему помочь.

Как он цеплялся за нее, этот ангел, как якорь спасения!

Дни и ночи он проводил за тем, чтобы сочинять стихотворения в ее честь и рисовать ее портреты, которые не шли, не в какое сравнение с ее красотой.

И он просто ждал правильного момента, чтобы признаться ей в своей любви. Но тогда он нашел ее в объятиях другого мужчины, каким он никогда не смог бы стать: высоким, сильным, высокопоставленным.

Затем Раскулио погрузился в еще более мрачное бытие, и еще больше закопался в ненависти. Картины его возлюбленной стали хитроумным средство для мести тому мужчине, который разрушил его жизнь: Король Морис.

Однажды ночью перед воротами королевства послышалось рычание, какого еще никто никогда не слышал; Земля содрогнулась, и огненный шар упал с неба, и загорелись соломенные крыши домов в деревне.

Когда король Морис и королева Морин бежали из королевства, они увидели огромное черное чудовище с горящими красными глазами и распростертыми крыльями, огромными как парус. Оно неистовствовало в ночном небе, дышало серой и извергало пламя. Раскуллио нарисовал дракона на магическом холсте, и демон ожил.

Король посмотрел на объятое ужасом лицо своей жены, но она согнулась от боли и опустилась на колени.

— Ребенок, — прошептала она. — ребенок идет.

Разрываясь между чувством любви и чувством долга, король не знал, как должен поступить. Он поцеловал возлюбленную супругу и оставил ее со служанкой, пообещав вернуться к тому времени, когда на свет появится их сын.

Взмахнув мечом он поскакал, полный решимости и гнева, в сопровождении сотни рыцарей в блестящих доспехах по разводному мосту.

Но победить дракона не такая простая затея. Когда он увидел, как его верные подданные падали с коней и были разорваны на части огнедышащим чудовищем, Король Морис понял, что он должен взять все в свои руки.

Он схватил меч павшего рыцаря в левую руку, а свой сжал в правой руке, и начал сражаться с драконом.

Пока ночная тьма сгущалась, а под стенами замка бушевала битва, в муках Королева родила сына.

Согласно королевскому обычаю собрались все феи королевства, чтобы преподнести новорожденному свои дары. В сияющем свете кружили они над кроватью Королевы, которая, казалось, сходила с ума от боли и заботе о своем Муже.

Первая фея выпустила над кроватью облако светящегося тумана, такого яркого, что Королеве пришлось прикрыть глаза.

— Я дарю этому ребенку мудрость, — проговорила фея.

Вторая фея выпустила теплый луч, который окутал Королеву на ее ложе.

— Я дарю этому ребенку верность, — проговорила фея.

Третья фея хотела одарить малыша мужеством, потому что каждый королевский отпрыск нуждается в порядочной порции храбрости. Но только хотела она выпустить свой дар, как неожиданно Королева Морин села на кровати, и распахнула глаза от ужаса, ибо увидела она своего мужа на поле брани, в разъяренной пасти Дракона.

— Пожалуйста, — прокричала она. — Спасите его!

Феи в смятении смотрели друг на друга. Ребенок тихо лежал на подушках и не двигался. Уже много раз присутствовали феи при рождении детей, которым не суждено было сделать свой первый вдох.

Третья фея решила не дарить новорожденному задуманное раньше Мужество.

— Я дарю ему жизнь, — проговорила она, и слово это как желтый вихрь вылетело из ее губ и приземлилось на ладони. Поцеловав младенца, вложила она этот вихрь в рот ребенка.

В Королевстве есть легенда, будто принц Оливер в тот самый момент, когда Король Морис стонал в смертельной агонии, сделал свой первый крик.

* * *

Не так уж просто расти без отца. За шестнадцать лет своей жизни принцу Оливеру никогда не позволяли быть ребенком. Вместо того, чтобы играть в салочки, должен был, он выучить семнадцать языков. А вместо сказок на ночь, зубрил он наизусть книгу законов Королевства.

Оливер любил свою мать, но как бы он ни старался, ему не удавалось стать тем, кем ей бы хотелось. Иногда он слышал, как она говорила с кем— то в своих палатах, но когда он входил — она всегда была одна. Тогда она смотрела на его черные волосы и голубые глаза и замечала, как он вырос и как стал похож на своего отца, слезы наворачивались на ее глаза. Насколько он мог судить, между ним и его героически погибшим отцом было одно существенное различие: мужество. Чтобы сделать свою мать счастливой, всю свою юность пытался Оливер преуспеть во всем остальном.

Каждое утро проводил он суд, где крестьяне могли разрешить свои споры. Благодаря изобретенной им системе севооборота, кладовые королевства были полны даже в самые суровые холода.

Вместе с Орвилем, волшебником королевства, разработал он жаропрочную броню на случай, если вновь придется сразиться с Драконом (и это, несмотря на то, что он чуть чувств не лишился от страха, когда во время испытаний брони ему пришлось проходить сквозь костер). В шестнадцать лет он был в лучшем возрасте, чтобы занять трон, но ни его мать, ни его поданные не торопились. И как он мог их в этом обвинять: Король должен защищать свои владения. А Оливер вовсе не торопился вступить в битву.