Моё Сорочье Царство
Шрифт:
– Пойдём за пропуском, – тяну я Богдана. – Пока ждём высочайшего разрешения, поищем–ка мы Василия. Завтра Серёга приедет. Втроём мы что- нибудь сообразим! Втроём – мы сила!
– Ещё какая, – поддакивает Богдан. – Три дня. А если у меня к нему дело серьёзное, на миллионы?..
– А это неплохая идея, чтобы уменьшить время ожидания…
– Я болван! Да и ты пуще меня! – внезапно приходит мысль в мою голову.
– Что? Почему это я болван? На твой счёт я уже давно не сомневаюсь, – замечает Богдан.
– Дом для проведения Больших Советов. Он принадлежал кому-то из Стражников! Возможно, он не сменил владельца!
– Ну, я-то кинулся, потому что ты предложил!
– Говорю же, болван пуще меня! – смеюсь я и осекаюсь. – Как странно вот так смеяться, путешествовать в компании лучшего друга, когда она страдает.
– Ты опять? – возмущается Богдан и останавливает шаг.
– Нет, я не опять. Это другое. Вот я смеюсь, а она плачет. Ей плохо, но это не мешает мне подтрунивать над тобой. Я стал бесчувственным?
– Но ведь ты не можешь забрать её боль себе, – возражает друг. – От того, что ты сейчас посмеялся вместе со мной, ей не станет ни лучше, ни хуже. Ты не обязан страдать вместе с ней. Я переживаю за её ребёнка, как и ты. Но в мире сейчас в эту самую минуту умирают люди, кто-то заболевает, кто-то плачет и стенает. Мы не можем страдать вместе со всеми.
– Но Марина другое дело. Она не все.
– Да, другое. Но ты не можешь стать ей, чтобы чувствовать её боль. Ты не бесчувственный, просто ты не она. Ты чувствуешь иначе. Твои страдания иного толка.
– Возможно, ты и прав. Но мне стыдно, как будто я вижу упрёк в её глазах. «Как ты можешь смеяться, когда мне так плохо?» – Я показываю на прохожих. «Как они могут смеяться и думать о чём-то ином, когда моего малыша нет рядом со мной?»
– У каждого – своя боль, непонятная другому. Никто никогда не смеет никого осуждать.
– Кроме себя самого…
– И это порой совсем лишнее…
– Откуда в тебе это? – удивлённо смотрю на Богдана.
– Я же говорю, тоже постарел, – смеётся он. Но смех его вовсе нерадостный. Похоже, я вовсе не знаю своего друга.
Глава 8
Олег
Мы идём к дому Больших Советов, по дороге я звоню Серёге, вернее Марату, и выясняю, что особняк принадлежит Андрею Сергеевичу. Во всяком случае, четыре года назад он точно был его владельцем. Что-то в Серёгином голосе меня настораживает. Но я не понимаю, что именно, а выяснять нет времени. Потом разберусь, решаю я.
Я не ожидал, что моё сердце защемит, когда я вновь пройду через знакомые ворота. Кажется, это было недавно, кажется, что это было сто лет назад. Я как будто попал в Сорочье Царство, столько воспоминаний о моей Родине связано с этим домом! На глаза непроизвольно наворачиваются слёзы. Боже! Как же я хочу побывать в Сорочьем Царстве. Мой дом, он, наверное, разрушается… Или его облюбовали Дикие. Те, кто не смог или не захотел становиться человеком. Как там Сорочье Царство сейчас? Оставшиеся старики-Сороки иногда бывают в людском мире, прилетают к своим детям. Но их мало, очень мало тех, кто решил остаться доживать свой век в Царстве. В основном, конечно, только одинокие Сороки. Те, у кого дети переселились в людской мир предпочли следовать за ними, не смотря на трудности адаптации в преклонном возрасте. Но у меня в Царстве не осталось никого. Мои знакомые пока не обзавелись детьми. Мне не с кем поговорить о том, что там происходит. Дикая первозданная природа? Девственная
И совсем непрошено лезет мысль: не совершил ли Жожо ошибку? Может быть, Сорочьему Царству нужно было существовать? Может быть, гармония мира как раз и держалась на том, что, кроме людей были ещё и Сороки?
Нет у меня ответа на эти вопросы. Сейчас, спустя четыре года после моего окончательного переселения в людской мир, я, кажется, начал понимать Обособленных. Я хочу домой. Хоть на несколько минут. Пора заводить ребёнка… Заводить… как будто ребёнок – это собачка.
В парке, окружающем дом, мы не встретили никого, и нас никто не встретил. Мы стучим в дубовые двери. Через некоторое время дверь открывается.
– Слава Богу, Андрей Сергеевич, – радуюсь я. – Вы дома!
Как он постарел за эти четыре года. Бывший Стражник. Вообще-то, я всегда считал его добрым, но трусоватым:
– Я Игорь. Игорь Радужный, вы меня помните? Я был…
– Главой Стрёкотов в Сорочьем Царстве, – вспоминает он. – Ты изменился. А это, наверняка, Марк. Вы всегда на пару ходите.
– Да, я Марк, – гордо произносит Богдан. – Но мы не так уж и часто вместе ходим в последнее время, ваши сведения немного устарели, а мозги, видимо, соображают медленнее. Но я могу это понять, возраст и всё такое.
Я укоризненно смотрю на Богдана.
Андрей Сергеевич усмехается, но разговаривает с нами вполне любезно:
– Да что я вас на пороге держу! Нам теперь делить нечего. Проходите, могу предложить вам чаю?
– Да, мы с удовольствием, – мы проходим в дом. Дом постарел, также, как и хозяин.
– А с чем чай? – спрашивает Богдан. Хоть некоторые вещи в этом мире не меняются.
– Варенье? Пирожное? – предлагает Андрей, улыбаясь. – Что предпочитаете?
Чай разлит по кружкам. Мы согрелись. Никогда не думал, что буду мирно распивать чай в доме у Стражника, да ещё в этом доме.
– Так что вас привело ко мне? – интересуется бывший Стражник. – Соскучились никак?
– Ага, извелись прямо все от тоски, – отвечает Богдан.
– И это тоже, – отвечаю я и пинаю Богдана по ноге, – Но в основном, конечно, не это. Мы хотим знать, чем сейчас заняты Стражники. Как сложились их судьбы после отставки?
– Вы переживаете о Стражниках? – поражается Андрей Сергеевич. – Они о вас, смею заверить, в большинстве своём не очень пеклись даже раньше.
– Нет, нам нужно знать! – говорит Богдан. – Очень-очень нужно. Или это тайна, покрытая мраком? Вы обязались хранить эту информацию в строжайшем секрете? Клялись на Конституции?
– Нет, конечно. Мы мало общаемся сейчас с бывшими Стражниками, но про некоторых мне кое-что известно.
– Вы расскажете нам? – спрашиваю я.
– А вы расскажете, зачем вам это нужно? – в свою очередь интересуется Андрей Сергеевич. – Или это тайна, покрытая мраком, и вы обязались хранить эту информацию в строжайшем секрете? Клялись на Конституции?
– Произошло нечто страшное. Это связано кое с кем из бывших Сорок, – говорю я. – Пока это всё, что мы можем сказать вам.
– Не хотите говорить? – понимает он. – Что ж, я не стану настаивать. Мне не трудно рассказать вам.