Моё Золотое руно
Шрифт:
«Новостей нет», перевел я.
— Они хоть рацию взяли?
— Да какая там рация-х*****! Ушли с голой ж***ой, ***ять. Ни курток, ни х** не взяли. Два куска г****, Яшка-пи***** до Гришка- ху***.
А это, значит, «как неправильно и недальновидно поступили наши товарищи Янис и Георгиус.
— Снасти ставили на пеламиду (22)?
— А то.
Пару дней назад я выходил в море с братьями, и знал, где находится их участок — напротив Девичьей скалы. Если их не разбило о камни сразу, значит, они успели выгрести в море. А если у них проблемы
Какие шансы у спасательной службы из Херсонеса найти этих двух обормотов без рации?
— А них хоть ракетница есть? — Спросил уже без всякой надежды.
— А х** его знает, — философски ответил Ваня.
Жесть-как-она-есть. Ясно было одно: на спасателей можно смело не рассчитывать.
И тут я уже не в первый раз мысленно поблагодарил отца за его заветную тетрадь — цены ей не было. Во всяком случае, я мог с точностью до пяти километров определить нынешнее местонахождение братьев Ангелисов. Ну, по крайней мере, надеялся на это.
— Вань, поможешь мне? — Не задавая лишний вопросов, тот бодро пошагал за мной. Возле баркаса, я попросил снова: — Подожди здесь минут пять.
Медея уже не спала и даже успела одеться. Я молча покачал головой в ответ на встревоженный взгляд. Нет, ничего не известно.
— Иди сейчас домой, Мея. Как только что-нибудь узнаем, вам сообщим первыми.
Больно было видеть, как она отвернулась, прикусив губу. И, конечно, домой идти она не собиралась. Половина листригонских женщин была здесь, на берегу. Остальные в церкви — молились Николаю Угоднику, Божьему помощнику. Я сам выучил эту молитву раньше, чем научился читать.
…спаси меня от беды на воде.
Не дай погибнуть и быть съеденным рыбой.
Николай Угодник, Божий помощник,
Сохрани меня на воде, не дай утонуть…
Медея спрыгнула через борт и пошла к пирсу. Я пару мгновений смотрел ей вслед, запоминая навсегда, а потом повернулся к Андруцаки:
— Помоги столкнуть баркас.
Он сплюнул прилипший к губе бычок:
— Тоже еб*****?
«Ты не прав». Я промолчал, только приналег плечом на корму. В таких ситуациях правота определяется исключительно опытным путем.
— Ну и х** с тобой. — Ваня встал рядом и с натужных мычанием толкнул баркас.
Тот сразу сдвинулся метра на полтора к воде. И откуда такая сила в этом жилистом клопе, еще успел удивиться я. Еще пару рывков, и волна лизнула нос «Золотого руна».
— Что ты задумал, Ясон? — Руки Медеи, вцепившиеся мне в плечо, попытались отодвинуть от баркаса. — Не смей! Ты же знаешь, что творится снаружи.
Конечно, я знал. Если даже в нашей тихой бухте ходили волны в рост человека, то за ее узкой горловиной, море напоминало дьявольский котел. И все же в этом хаосе был свой порядок. В серой пене, в затмевающей свет водяной пыли бурные волны шли ровными шеренгами в одном направлении — с северо-востока. Держи нос им навстречу и ветровое течение, споря с постоянным, понесет меня вслед за братьями Ангелисами.
— Ясон, не смей! — Медея, не замечая Вани Андруцаки, уже цеплялась за меня и руками и ногами. На секунду тесно прижал ее к себе и закрыл глаза. Век бы так стоял. — Это опасная игра, не надо!
— Тогда нам повезло, что я лучший игрок в Ламосе. Не плачь, сердечко мое. Получишь ты обратно своих братьев.
Ну, раз подвернулся такой удобный случай, я крепко поцеловал ее в губы, слизнул с них что-то соленое, и бережно отодвинул мою женщину в сторону.
Больше я не оборачивался. Нельзя.
Поймав волну, перебросил тело через борт и сразу начал отталкиваться от берега. Вдруг рядом со мной в дно уперлось еще одно весло. За шумом воды и ветра я и не заметил, как Ваня Андруцаки угрем скользнул на корму.
— А ты куда?
— Не кипишуй, капитан. Завтра моя Степанида возвращается. Последний вольный день догуливаю.
Язычок веселого огня, который поселила в моей груди Медея, стремительно разрастался во вполне себе приличный костер. А, ладно! Где наша ни пропадала.
— Тогда пиздуй к мотору. Зальет водой — лично утоплю.
Второе приглашение Ване не требовалось. Он положил ладонь на ручку двигателя:
— Готов?
— Нет. А ты?
— Не-а.
— Тогда полный вперед!
Мелкие брызги секли лицо, как песок. Минут через десять кожа онемела и больше не отвлекала. Глаза, конечно, горели и от ветра и от соли, но к этим мелким неприятностям всякий листригон привыкает с детства. Вот такой он, Понт Эвксинский, и ничто в мире не заставит нас разлюбить его.
Волна за волной, волна за волной. Я сосредоточился и действовал почти автоматически. Тело знало свое дело и дало возможность голове работать автономно.
«Золотое руно» выскочило в море через узкое горло бухты, как пробка из бутылки шампанского. Сразу удалось отойти на безопасное расстояние от берега, и я мысленно поблагодарил Николая Угодника. А потом я уже подчинялся только норд-осту. Попутно-боковой ветер — не самый худший из ветров.
Волны перекатывали через крытую палубу, Ваня надежно оберегал двигатель и успевал обшаривать горизонт через морской бинокль, так что пока беспокоиться мне было не о чем. Мысли сами собой потекли куда-то не туда…
— Медея, ты что, умеешь вязать?
Моя подружка, сидящая на лавке под старым ореховым деревом с шерстяным носком, из которого торчат тонкие спицы, стала для меня неожиданностью. Очередной.
— Конечно, умею. Все женщины Ангелисов умеют вязать и даже прясть. Мама сказала, когда вырасту, она научит меня заговаривать наузы (23).
Я сажусь рядом и беру в пальцы туго скрученную нитку. Слежу, как она медленно скользит у меня в руке.
— А здесь узелков нет.
— Конечно, глупый. Кто же заговаривает носок? Его сносят и выкинут.