Могикане Парижа
Шрифт:
– Нет, нет еще. К вещам театральным я отношусь гораздо смелее, – они почти не смущают меня. Меня привлекают романы с их эпизодами, перипетиями и лестницами от низших до высочайших ступеней общества, роман с будуаром принцессы и мансардой простой ремесленницы, с Тюильри и тапи-франком, вроде того, в котором мы сидим теперь, с Нотр-Дам и Гревской площадью. Признаюсь вам, я с некоторым ужасом отступаю перед огромным трудом, который представляется целым миром, мне остается надеяться…
– А я на этот раз думаю, что вы ошибаетесь, – возразил Сальватор.
– В чем же дело?
– В том, что вы намерены что-то
– Это разумеется.
– А вы не создавайте, а дайте ему сложиться самому.
– Я вас не понимаю.
– Вы знаете, как действовал Асмодей?
– Он поднимал крыши домов и говорил дону Клеофасу: «Посмотрите».
– А разве у вас есть власть Асмодея? Разумеется, нет. Я же скажу вам: поступайте еще проще. Выйдите из этого вертепа и ступайте за первым мужчиной или женщиной, которые вам попадутся. Следите за ними на улицах, в переулках, на набережных. Этот первый попавшийся человек или первая попавшаяся женщина, может быть, и не будут героем или героиней вашего романа, но, наверно, окажутся сыном или дочерью того колоссального, всеобъемлющего романа, который сочиняет сам Бог… Зачем Он это делает, известно только Ему одному. Сделайтесь просто-напросто его сотрудником и, уверяю вас, что с первого же шага нападете на след какого-нибудь или ужасного, или смешного происшествия.
– Да, но теперь ночь.
– Тем лучше. Ведь ночь, собственно, и создана для поэтов, влюбленных, часовых, патрулей, воров и романистов.
– Значит, вы хотите, чтобы я начал мой роман сейчас же?
– Да он уже начат.
– В самом деле?
– Разумеется.
– С какого же это часа?
– С той минуты, когда друзья ваши сказали вам: «Пойдем ужинать в кабак».
– Вы шутите!
– Нет, честное слово, я вовсе не шучу. Жан Бык будет одним из действующих лиц вашего романа, Жибелотт тоже, так же как и Туссен, и Мешок с известкой. Двое ваших друзей, которые теперь спят и вовсе не подозревают, что мы назначаем им роли, будут тоже действующими лицами вашего романа. Да даже я сам, если вы почтете меня достойным этого, буду одним из героев вашего романа.
– А знаете что! Ведь то, что вы говорите, совершенная правда, и я вполне готов последовать вашему совету.
– В таком случае начните, сказав себе, что вы сами автор великой человеческой драмы, сценой которой служит весь мир с его лесами, горами, реками и океанами, где каждый действует, на первый взгляд, в своих интересах, по своей фантазии и капризу, а, в сущности, движется только по мановению невидимой, но всемогущей руки предопределения. Слезы, которые будут проливаться на этой сцене, будут подлинными слезами, кровь, которую мы там увидим, будет настоящей горячей кровью, и вы сами можете примешивать к ним ваши слезы и вашу собственную кровь. Вы действительно именно такой человек, каким я вас представлял. Смотрите-ка, начало подмораживать, ночь чудная, светлая. Пойдемте искать продолжения истории, первую главу которой мы, если не написали, то разыграли.
– Но ведь нельзя же мне оставить здесь своих друзей.
– Почему же нет?
– А если с ними что-нибудь случиться?
– О! Об этом не беспокойтесь. Я переговорю с гарсоном, а когда здесь будут знать, что они состоят под моим покровительством, то ни один, хотя бы даже самый наглый бродяга в этом вертепе, не посмеет прикоснуться к их головам.
– Хорошо, – согласился Жан Робер, – только будьте так любезны, отдайте это распоряжение при мне.
– Очень хорошо.
Сальватор подошел к лестнице, нагнулся над нею и свистнул каким-то особенным образом.
Казалось, что этого человека здесь никогда не заставляли ждать. Свист его еще не успел стихнуть, как по лестнице взбежал гарсон.
– Вы звали, господин Сальватор? – спросил он.
– Да.
Он протянул руку и, указывая на двух спящих молодых людей, пояснил:
– Эти господа – мои друзья, мэтр Бабилас. Понял?
– Точно так, господин Сальватор, – коротко ответил гарсон.
– Теперь мы можем идти, – сказал молодой человек поэту.
Жан Робер остался еще на несколько минут, спросил счет и расплатился.
Давая гарсону пять франков на чай, он прибавил:
– Скажи, братец, пожалуйста, кто этот барин, который сейчас велел тебе беречь моих друзей?
– Это не барин-с, это господин Сальватор. А разве вы их не знаете?
– Нет. Поэтому-то я тебя и спрашиваю.
– Это комиссионер с улицы Фер.
– Что ты говоришь!?
– Я говорю-с, что это комиссионер с улицы Фер.
Гарсон проговорил это так серьезно и просто, что заподозрить его во лжи не было возможности.
– Да, кажется, этот господин Сальватор сказал правду, и мы начинаем с ним какой-то доселе небывалый роман! – проворчал Жан Робер, поспешая за своим спутником.
IX. Два друга Сальватора
Комиссионер с улицы Фер сказал правду – ночь сто яла великолепная.
На часах рынка пробило два.
Когда молодые люди вышли из кабака, вправо от них блестел шедевр единственного французского архитектора – скульптора Жана Гужона, – «Фонтан невинных», залитый фантастическим светом луны. Его прекрасные пилястры коринфского стиля четко выделялись на темном фоне во всей чистоте своих гармоничных линий. Казалось, будто наяды, эти капли кристальной воды, преображенные в женщин, спускали со своих прекрасных тел легкие покровы, чтобы броситься в зеркальный бассейн или окунуть в него свои прелестные ножки.
Молодые люди, несмотря на разницу в общественном положении, которое их, по-видимому, разделяло, взяли друг друга под руку и направились на улицу Сен-Дени, мимо Пале-де-Жюстис. Дойдя до площади Шале, они остановились. Перед ними беззвучно струилась Сена. Нотр-Дам высился в своей печальной неподвижности; Сен-Шапель гордо поддерживал свою кружевную вер шину над крышами домов, как Левиафан свой хобот над волнами. Можно было подумать, что судьба перенесла их в Париж пятнадцатого столетия.
Для довершения иллюзии вдоль по набережной шла толпа молодых людей в костюмах времен Карла VI.
– Два часа четырнадцать минут! – кричали они во все горло. – Мы успокоились! Спите, парижане!
И, действительно, ничто не нарушало уверенности, что то была одна из тех депутаций, которые время от времени отправляла к королю Карлу VI царившая в ту пору в Париже корпорация мясников, чтобы вытребовать у него какие-нибудь новые льготы. Тут был и Гуа, и Тиберий, и Люилье, и Мелотт, со страшным живодером Кабошем во главе.
Казалось, они спокойно прогуливались по улицам, ожидая для начала своих проказ захода луны или пробуждения короля.