Могила Таме-Тунга
Шрифт:
Грасильяму сел на бревно, жестом приглашая сесть всех и затем, помолчав, как бы собираясь с мыслями, начал свой рассказ о Рыжем Римере, человеке, который мог бы стать президентом, а стал лесным бродягой.
— Это старая история, — откашлялся профессор. — Двадцать с лишним лет назад я смертельно оскорбил Римера. Что было тому причиной, сейчас не столь уж важно, но, до ссоры неразлучные друзья, мы возненавидели друг друга. Мы поклялись, что кто-то из нас должен умереть от пули другого… Так вот, во время знаменитого наводнения в Шелл-Мере я оказался на небольшом островке. Вода быстро поднималась. Лодку мою унесло, я был гол и бос, так как только что едва выбрался из водоворота. Единственным моим спасением оставалось большое дерево на западном берегу островка. Я забрался на него, приготовился к смерти. Мне неоткуда было ждать помощи, река превратилась в кипящий котел. И вдруг сквозь мглу я заметил лодку. Она направлялась ко мне. Бог мой! Что вытворяли с лодкой волны! Они бросали ее в разные стороны, вертели волчком в водоворотах, казалось, вот-вот опрокинут вверх дном. И все же лодка медленно подвигалась к дереву, и тут я увидел смельчака, вызвавшегося спасти меня. Вы догадались, друзья, — это был Ример. Почему именно он вызвался спасать меня? Чтобы уязвить мое самолюбие?
Чтобы я остался обязанным ему жизнью? О, как я ненавидел в эти минуты своего спасителя! Когда лодка приближалась почти вплотную, я громко назвал свое имя и послал Римера ко всем чертям. И снова с каким-то сладострастием повторил все те оскорбительные слова, какие произнес за несколько дней перед этим. Сквозь вой ветра до меня донеслись его слова: «Не дури! Как только я поставлю лодку бортом, прыгай не медля!» Когда мой спаситель промчался мимо, я обругал его и остался на дереве. Целых полчаса Ример боролся с волнами, выгребал против течения и еще раз проплыл мимо дерева, а я опять не прыгнул, оставшись сидеть на ветвях, хотя вода уже достигала моих ног. «Почему ты не прыгаешь?» — закричал он. «Убирайся! — заорал я не своим голосом. — Я убью тебя, как только смогу достать. Зачем тебе нужна моя жизнь?» В третий раз ему удалось зацепиться за сук дерева, на котором я сидел, и на какое-то время удержать бешено рвущуюся лодчонку. «Слушай, Носатый! (так когда-то звали меня индейцы), — снова закричал он. — Мы будем драться на берегу, а сейчас ты должен сесть в лодку.» — «Почему это я должен?» — «Потому, что ты изучал медицину, а в хижине старого Энато умирает его сын. Потому, что женщина из Мньона ждет тебя с больным ребенком вторые сутки. Потому что…» — он кричал еще что-то, но я уже не слышал его. Моя жизнь нужна была не ему, а беднякам-индейцам, которые ждали в своих хижинах. Рискуя собой, он пришел спасать не меня, а их…
Я прыгнул в лодку, но неловко. Она качнулась, я упал в бешеный водоворот, и меня понесло течением. Ример развернул пляшущую на волнах лодку в мою сторону. Я уже схватился за борт, как совсем рядом из воды высунулась голова огромного аллигатора с широко распахнутой пастью, усеянной острыми зубами. Еще миг — пасть аллигатора сомкнется. Но раньше, чем этому случиться, Рыжий Ример был уже в воде, возле меня. Он нырнул и по самую рукоять погрузил нож в белесое брюхо пресмыкающегося. Потом ударил еще и еще. Я тем временем успел взобраться на лодку и поспешил на помощь Римеру.
Профессор Грасильяму опустил свою большую голову, подавленный этими воспоминаниями.
— Сына Энато мне удалось спасти, — продолжал ученый. — А на следующий вечер ко мне пришел Рыжий Ример. Он положил передо мной два кольта. Пули должны были смыть оскорбление, какое я нанес ему, и решить спор, кому достанется рука Альвизии, — профессор вдруг запнулся. — Я, кажется, упомянул имя женщины? Это не так. Никакой женщины не было. Я ошибся. Гм! Мы не стали стреляться. Я извинился перед Рыжим Римером. И вот, оказывается, где обрел конец Великий Друг, как его называли индейцы…
— Ходили слухи, будто бы он уехал на родину, — вставил профессор Гароди.
— Этого я не слышал, — ответил Грасильяму. — В 1925 году Ример вызвался быть проводником одной английской экспедиции и ушел с ней в джунгли. С тех пор о нем ничего не было известно.
— Как, Ример ушел в джунгли с англичанином Фостером? — переспросил Гароди. — Странно: англичанин против англичан…
— Не будем строить ненужных предположений. В жизни этого человека все было загадочным. И его появление в нашей стране, и его непримиримая ненависть к английскому правительству и еще многое другое. Все умерло вместе с ним. Мир праху его, — необычайно торжественно произнес профессор Грасильяму.
Все невольно обратили взоры к хижине.
— А теперь, друзья, отправляйтесь в лагерь, я хочу побыть один. Быть может, здесь сохранились какие-нибудь записи? Хотя, я знаю, этот человек не любил оставлять после себя следы, — покачал головой Грасильяму.
Сергей, Жоан и профессор Гароди направились к лагерю, где проводники уже развели костры и разбили палатки.
— Ты помнишь, Жоан, я как-то рассказывал тебе о полковнике Фостере? — спросил Гароди.
— Это о том англичанине, который, как и мы, хотел найти лакорийцев или каких-то других белых индейцев?
— Да, но если с ними пошел Рыжий Ример… — Профессор не окончил фразы и сокрушенно вздохнул.
— Куда же делись остальные участники экспедиции и сам Фостер? — наступила очередь спрашивать Жоана.
— Пока что это для нас тайна, — ответил Гароди. — Я думаю сейчас: неужели ненависть Рыжего Римера к людям, близким ему по крови, была так велика, что он смог без содрогания погубить их?
— А почему, сеньор Гароди, у вас возник этот вопрос? — спросил Сергей.
— А потому, Саор, что Ример и Фостер, оба англичанина, были чужды друг другу по духу. Я слышал о Рыжем Римере, хотя и не был с ним знаком. О, это действительно был великий следопыт! Он с закрытыми глазами мог пройти через джунгли от Мортеса до Куябо, не сбившись с пути, отыскать утерянный след двухнедельной давности и по запаху цветов определить, будет ли завтра дождь… Джунгли он знал, как свою собственную хижину.
— Но кто же он в действительности? — снова спросил Сергей.
— О Рыжем Римере ходило много легенд. Известно, что он чистокровный англичанин из Бирмингема, наследник крупного состояния. Ходили слухи, будто бы в юности Рыжий Ример попал к американским индейцам и прожил среди них несколько лет. Но это только слухи. Рыжий Ример был при жизни и остался после смерти одной из тех загадок, которую, быть может, никогда не суждено раскрыть. Достоверно лишь то, что он был Великим Другом индейцев.
— Но как же тогда полковник Фостер, англичанин, наверно зная достоверно или понаслышке об антипатиях Рыжего Римера к ним, мог доверить ему судьбу своей экспедиции? — не унимался Жоан.
— Вот в этом и заключается загадка Рыжего Римера. Возможно, он пустился на какую-то хитрость, хотя это ему было несвойственно.
Профессор Грасильяму пришел только часа через три. Он был хмур и неразговорчив и лишь спустя еще какое-то время поделился с Гароди и юношами своими наблюдениями.
Отправив всех в лагерь, он снова тщательно осмотрел хижину, но ничего не нашел.
По-видимому, высказал он мысль, Рыжий Ример пришел или приполз в хижину серингейро уже искалеченным и там умер. Но тогда куда исчезли владельцы хижины и запасов каучука? Что случилось с ними? Почему такая ценность, как добытый с трудом каучук, остался на месте? В том, что серингейро было несколько, Грасильяму не сомневался: ни один самый опытный искатель каучука не смог бы собрать за сезон такого количества латекса. Невдалеке от хижины оказалась еще плохо прикрытая яма с черным каучуком, который от времени приобрел крепость камня. А вокруг находились заросли бразильской гевеи. На многих стволах сохранились следы глубоких надрезов в виде бугров и наростов.