Могила в подарок
Шрифт:
– Вы сказали, вы читали все мои книги. Значит, и «Они Восстанут»– тоже?
– Перелистал. Типичный вздор о конце света. Я так понял, ты слишком много общался не с теми духами. Они страсть как любят продавать людям Армагеддон. Большинство такие же мошенники, как и ты.
Он не обратил на мои слова никакого внимания.
– Значит, вам известна и моя теория насчет барьера между нашим миром и Небывальщиной. И о том, что он медленно, но неуклонно разрушается.
– И тебе кажется, что он начал рушиться
– Стена,– он презрительно хмыкнул. – Скорее, тонкая пленка. Кисельный берег. Она изгибается, и размывается, – он поежился и вытер вспотевшие ладони о штаны.
– И сейчас она рушится?
– Да вы посмотрите вокруг себя! – он почти кричал. – Боже мой, чародей. За последние две недели граница вихляется как бедра у шлюхи на панели. Какого черта, вы думаете, все эти духи так всполошились?
Я сделал вид, что крик его меня совсем не смущает.
– Так ты утверждаешь, что эта нестабильность дает духам возможность легче проникать в наш мир?
– А еще делает духов, возникающих при смерти людей, сильнее и крепче, – добавил он. – Вы думаете, те, с которыми вы имели дело в последние дни, самые крутые? Подождите, пока какую-нибудь студентку-отличницу не пришьют случайно в гангстерской разборке. Или пока добродетельный семьянин не испустит дыхание от СПИДа, которым его заразят по халатности при переливании крови.
– Призраки крупнее и опаснее, – медленно произнес я. – Суперпризраки. Вот, значит, что ты имеешь в виду.
Он хрипло рассмеялся.
– На подходе новое поколение вирусов. Жизнь вообще превратится в ад. Боюсь, у вас теперь будет больше проблем с нападениями демонов, чем с уличными бандами.
Я покачал головой.
– Ладно, – вздохнул я. – Допустим, я покупаю эту твою доктрину насчет того, что барьер не бетонный, а жидкий. Допустим, в нем существуют завихрения, облегчающие пересечение барьера в обе стороны. Может что-то искусственно вызывать эти возмущения?
– Откуда мне, черт подери, знать? – огрызнулся он. – Вам не понять, каково это, Дрезден – говорить с существами, которые жили в прошлом, которые живут сейчас и будут жить в будущем. Приглашать их к себе на закуски, чтобы они рассказали вам, как укокошили жену во сне…
– Я хочу сказать, вам кажется, что все под контролем, но в конце концов все идет прахом. Мошенничать проще и спокойнее, Дрезден. Тут ты сам все решаешь. Людям ведь по барабану, действительно ли дядюшка Джеффри простил их за то, что они не явились к нему на день рождения. Им просто хочется услышать, что окружающий их мир – такое место, где дядюшка Джеффри обязательно их простит, – он замолчал и окинул взглядом полку с фальшивыми фолиантами и фальшивым черепом. – Вот это я им и продаю. Утешение. Это вроде телевидения: все хотят знать, что все будет хорошо, и просто счастливы платить за это.
На улице посигналила машина. Морти свирепо покосился на меня.
– Ну что, ко мне больше ничего?
Я кивнул.
Он вскочил на ноги, и щеки его чуть порозовели – правда, пятнами.
– Видит Бог, мне нужно выпить. Уезжайте из города, Дрезден. Нынче ночью наведывалось что-то такое, чего я никогда еще не встречал.
Я вспомнил покореженные машины и остатки роз.
– Тебе известно, что это было?
– Большое, – сказал Морти. – И злобное как… как… Оно жаждет крови, Дрезден. И сомневаюсь, чтобы вам или кому-либо еще удалось остановить его.
– Но это призрак?
Он улыбнулся мне волчьей ухмылкой. На его круглом, с широко посаженными глазами лице она казалась особенно зловещей.
– Это Кошмар, – он повернулся и пошел к двери. Я с радостью отпустил бы его, но не мог. Этот человек стал лжецом, ловким мошенником… впрочем, он и раньше был таким.
Я встал и толчком прижал его к двери, схватив за руку. Он выдернул руку и повернулся ко мне, вызывающе глядя мне в глаза. Я отвел взгляд. Что-то мне не очень хотелось заглядывать в душу Мортимера Линдквиста.
– Морти, – негромко произнес я. – Отдохни от своих сеансов – хоть на время. Поезжай в какое-нибудь тихое место. Почитай. Отоспись. Ты ведь стал старше, сильнее. Дай себе шанс – и твои силы вернутся.
Он снова рассмеялся – устало, безнадежно.
– Разумеется, Дрезден. Что-нибудь в этом роде.
– Морти…
Он отвернулся и вышел. Он даже не позаботился запереть за собой дом. Я стоял на крыльце и смотрел, как он садится в такси, ожидавшее его у тротуара. Он запихнул свой чемодан на заднее сиденье и сам полез следом.
Прежде, чем машина тронулась с места, он опустил стекло.
– Дрезден, – окликнул он меня. – Под моим креслом есть ящик. Мои записи. Если вам так уж хочется свернуть себе шею, пытаясь выстоять против этой твари, хоть будете знать, во что ввязываетесь.
Он поднял стекло, и машина тронулась с места. Некоторое время я смотрел ей вслед, потом вернулся в дом. Я нашел выдвижной ящик, спрятанный под подушкой резного кресла, а в ящике – три толстых тетради в кожаной обложке. Пергаментные страницы их были исписаны почерком, четким и аккуратным в самых ранних записях, и едва разборчивыми каракулями в самых свежих по времени. Я поднес тетради к лицу и вдохнул аромат кожи, бумаги и чернил – настоящих, а не всяких там геля или пасты.
Морти мог ведь и не отдавать мне своих записей. Возможно, какие-то корни его личности и не погибли еще. Возможно, я чуть помог ему этим своим советом. Во всяком случае, мне хотелось бы так думать.
Я сделал глубокий вздох и пошел к телефону заказать такси и себе самому. Нужно было постараться освободить из-под ареста «Жучка» – если получится. Может, Мёрфи смогла бы помочь мне в этом.
Я взял тетради и вышел на крыльцо дожидаться такси, захлопнув за собой дверь. Что-то здоровенное шляется по городу, так говорил Морти.