Могильщик. Не люди
Шрифт:
– Мяу, - сказала кошка.
«Обещай», - услышал Хасл.
– Мяу, - повторила кошка.
«Урмеру должен прийти».
– Хорошо, - кивнул охотник, думая, что он сошёл с ума. – Я передам Урмеру, чтобы он пришёл. Но кто такой этот Урмеру?
– Мяу. – «Ты знаешь это, глупец».
Кошка мучительно зашевелилась, повернула свою разлагающуюся мордочку и принялась пожирать котят. Одного, второго, третьего. А когда съела последнего, её позвоночник неестественно выгнулся (лапа, на которой лежала кошка, отвалилась), и клыки впились в собственное брюхо, разрывая шкуру, матку, выдирая не родившихся
– Мяу, - сказала кошка, когда закончила жрать.
«Видишь, на что приходится идти, чтобы просто поговорить с тобой?»
Кошка дёрнулась и замерла, а Хасл пошёл дальше, абсолютно уверенный в том, что он либо умер, либо сошёл с ума.
Но туман рассеялся, и по сапогам охотника заскользили мокрые от дождя колосья пшеницы. Небо застилали тучи, но Хасл понял – уже почти рассвело.
– Я жив, - сказал он и тут же повалился на колени, чувствуя, как его колотит крупная дрожь, идущая откуда-то из самого нутра. – Я жив. Жив.
Он сходил в Бергатт и остался жив. Побывал и охотником, и добычей и остался жив. Наведался в гости к Серому Зверю и остался жив. Этот кошмар не был загробным царством. Кошка, поедающая своих дохлых котят, была самой настоящей. Чужак – не сон и не галлюцинация. Дар Друга – не бред его больного воображения.
Хасл мысленно потянулся к растущей на поле траве, но понял, что Дар куда-то исчез. Зато в его измученном и избитом теле пробудились усталость и боль. Он только сейчас вспомнил о страхе за свою жизнь, хотя сейчас впервые за последние сутки ему ничего не угрожает. Но даже страх и воспоминания о пережитом, а иногда его охватывал настоящий животный ужас, были притуплены усталостью. Охотник хотел уже лечь прямо в траву, чтобы уснуть, но из наваливающегося тяжёлого сна его вырвал резкий окрик:
– Эй! Стоять! – закричал кто-то знакомый. – А ну стой!
– Я стою… - промямлил Хасл. – Стою…
– Руки! Покажи руки!
Хасл поднял руки. Кто-то (видимо, обладатель такого знакомого голоса) резко толкнул его в спину, и охотник повалился во влажную траву. Этот кто-то уселся на него сверху и профессионально принялся вязать ему руки, приказывая ещё кому-то бежать к Эзмелу. Хасл повернул голову на бок, чтобы было легче дышать, и замер, не в силах ни сопротивляться, ни говорить. Но даже лежать спокойно было слишком больно.
– Боги, это же Хасл! Эрли, ты что делаешь? Это же наш Хасл!
– Нашего Хасла чужак утащил к Серому Зверю. А кто это такой, я не знаю. Если бы он не был похож на Хасла, я бы убил его сразу.
– Эрли, - прошептал Хасл, едва разлепляя одеревеневшие губы, - как я рад тебя слышать. Я уж думал, что мне крышка. Мы должны отпустить чужака, чтобы он смог спокойно уйти. Он…
– Заткнись!
Хасла подняли с земли и грубо встряхнули. Перед глазами появилась перекошенная физиономия его лучшего друга.
– Учитель рассудит, кто ты такой, - злобно проговорил Эрли, брызжа Хаслу в лицо слюной, - Эзмел пообещал его вызвать. А когда он придёт, вам всем, ублюдкам, конец! Шевелись, сукин сын!
Абсолютно поражённый таким приёмом от друга, онемевший и вконец отупевший от происходящего Хасл принялся переставлять ноющие ноги, но Эрли, видимо, решил, что его ходьба недостаточно быстра, и начал подгонять его увесистыми тычками в спину. Рядом суетился один из каменщиков, Нерек, вооружённый ножом и коротким копьём. Он всё бормотал, что это же Хасл, вот он, Эрли, Хасл, живой и здоровый, и одежда у него нормальная, не разорванная, и мертвечиной от него не пахнет, только кровью, потом и грязью, и разговаривает этот Хасл по-человечески, а не шипит и не харкает кровью. Но Эрли, кажется, был непреклонен.
– Может, мне кто-нибудь скажет, что происходит? – спросил охотник, собравшись, наконец, с мыслями. – Почему вы меня связали?
– Я же говорю, что это Хасл! – обрадованно произнёс каменщик.
– Да, это я, Хасл! Эрли, Нерек, неужели вы не видите?
– Не говори с ним, - резко сказал Эрли. – Может, это оборотень.
– То чужак, то оборотень, - пробурчал каменщик, вытирая нос плечом. – Не слишком ли много?
– А четыре трупа и один пропавший за одни сутки – не слишком много?
– Четыре трупа? – переспросил Хасл, понимая, что к пропавшим Эрли относит его самого. – Кераг, чужак, Зерв. Кто четвёртый? Кто ещё погиб?
– Не погиб, а убили.
– Не разговаривай с ним! – рявкнул Эрли. – Он заморочит тебе голову!
Но Нерек покачал головой и непреклонно продолжил:
– Кто-то убил Жерева, когда чужак утащил тебя к Серому Зверю. Мы слышали лишь, как он принялся смеяться и звать Керага, а когда поняли, что что-то не так, он уже был мёртв. Какая-то вонючая тварь в жутких лохмотьях резала длинным ножом ему брюхо. А когда мы напали на чудовище, то оно зашипело так, что Эзмел потерял сознание, а другие разбежались. Но тело Жерева оно всё же бросило.
– А когда старик пришёл в себя, он сказал, что позовёт Друга, - злорадно сказал Эрли. – Так что тебе крышка, оборотень!
– Я не оборотень.
– Да ладно? А как же ты тогда прикинулся Керагом?
– Я не прикидывался. Я был с чёрным чужаком у Серого Зверя. Я договорился с ним, чтобы он никого не трогая ушёл прочь, а мы зажили как прежде.
– Не дури мне голову! Серый Зверь убивает любого, кого коснётся!
– Не любого. Тот, кто обладает даром Друга, остаётся жив.
– Ты слышишь, Эрли? Я же говорил тебе, что это наш Хасл!
– Дерьмо коровье это, а не наш Хасл. Он дурит тебе голову, придурок. А ты, урод, если ещё хоть слово скажешь, я отрежу тебе язык. Это и к тебе относится, Нерек!
Хасл попытался пожать плечами, но получил лишь очередной тумак между лопаток. Остаток пути до разрушенной фермы они прошли молча.
Их встретили семь помятых и смертельно уставших живых и два трупа. Закутанный в окровавленный плащ Жерев лежал поодаль, его тело ещё сохраняло в себе какое-то подобие человеческой фигуры, но куда больше походило на куль с мясом. Чужак же, которого, видимо, зачем-то вытаскивали из неглубокой ямы, которую успел вырыть могильщик ночью, куда больше чем лесоруб походил на человека, как бы странно это не звучало. Часть внутренних органов выпала из живота, части не хватало, размозжённое лицо… Окоченевшее тело валялось на боку, из ямы торчала одна нога, часть туловища и голова. И всё равно как будто у него с Хаслом куда больше общего, чем с Жеревом. Возможно, дело в том, что сам охотник впервые увидел в убитом чужаке обычного человека.