Могло быть и хуже. Истории знаменитых пациентов и их горе-врачей
Шрифт:
С января 1889 года Ницше жил в своем любимом городе Турине. Там он пережил последний кризис, после которого так и не восстановился. Душевное расстройство проявлялось в заявлениях, будто он хотел бы посадить Папу Римского в тюрьму или расстрелять Бисмарка и кайзера Вильгельма. Кроме того, он танцевал обнаженным в своем номере и приказал слугам снять со стен все картины, чтобы комната больше походила на храм. По ночам он неистово играл на фортепиано, а днем в долгих монологах объяснял, почему он привержен «мертвому богу». Однажды его пришлось вызволять из рук полиции, потому что он устроил на улице всеобщее столпотворение. Известная легенда, будто он из жалости повалился на шею отстеганному кучером ослу, скорее всего, недостоверна: Ницше никогда не был любителем животных. Говорить с ним было едва ли возможно. Его друг Франц Овербек отмечал: «Он, несравненный мастер выражения, оказался не в силах выразить свои
Немецкий врач по имени Бауман еще в Турине поставил ему уничтожающий диагноз: слабоумие. Он видел Ницше один-единственный раз в течение нескольких минут. Его также удивил тот факт, что пациент постоянно хочет есть. «Кроме того, он не в состоянии как-либо позаботиться о себе; еще говорят, что этому знаменитому человеку все время нужна баба». Неумеренность в еде и сношениях, бахвальство и завышенная самооценка — основываясь на таких критериях, можно добрую половину рода человеческого записать в слабоумные. Но несмотря на то, что диагноз Баумана являлся скорее поверхностным суждением, чем экспертной оценкой, он бездумно повторялся потом многими специалистами.
Невролог и психиатр Вильгальм Ланге-Эйхбаум позже продвинулся еще на одну ступень вперед в том же направлении: «Ницше был как потухший кратер, и его можно расценивать как типичного сумасшедшего».
Именно Ланге-Эйхбаум объяснил душевное расстройство Ницше сифилисом, укрепив мнение, пользующееся популярностью и по сей день. Этот недуг, якобы все больше разрушая мозг мыслителя, довел его до безумия. Проблема состоит только в том, что сифилис передается исключительно половым путем, а Ницше был более чем застенчив и воздержан. Но и здесь Ланге-Эйхбаум приготовил объяснение: философ якобы подцепил болезнь еще в юности, посетив публичный дом. Доказательств этого Ланге-Эйхбаум предоставить не смог. Хотя, как критик морали, Ницше должен был симпатизировать проституции, а позже, в сумасшедшем доме, бредил о «двадцати четырех блудницах», кружившихся у него в кровати, сам он вряд ли пользовался любовными услугами. Когда он однажды молодым человеком зашел в один кельнский бордель, он тут же сел за фортепиано, чтобы развлечь сотрудниц и гостей сомнительного заведения своей игрой. Этим его визит и закончился. Имели ли место дальнейшие посещения, до сих пор неясно, а отношения Ницше с женщинами из его окружения не имели никакого сексуального подтекста. На основании всех этих фактов можно установить, что он умер девственником.
Даже если чрезвычайно стеснительный мыслитель однажды и был с кем-то в связи, это вряд ли имело отношение к его болезни. Согласно мнению Леонарда Сакса из Монтгомери-центра в Мэриленде, «гипотеза о сифилисе при ближайшем рассмотрении фактов оказывается несостоятельной». Американский физиолог установил, что в случае Ницше симптомы, обычно сопровождающие сифилис, и вовсе не наблюдались: «Так, например, отсутствовало типичное подрагивание языка». Также пациент в интересующий нас период не выказал никаких признаков затрудненной речи; выражение его лица еще не было безразличным. После туринской катастрофы он еще долго мог писать и говорить. Врачи отмечали, что у Ницше разного размера зрачки, однако это никак не относится к признакам сифилиса, поскольку такая особенность у философа была с детства. На размышление наводит и то, что Ницше после своей душевной катастрофы 1889 года прожил еще одиннадцать лет, намного дольше, чем в то не знавшее антибиотиков время мог прожить заразившийся человек. Больной умирал обычно где-то через пять лет после начала болезни. Сакс предполагает, что сумасшествие Ницше произошло в результате опухоли мозга в области правого зрительного нерва. Об этом свидетельствуют прежде всего сильные боли в правой части головы, которые преследовали мыслителя всю жизнь, а также нарушения зрения: еще задолго до туринских событий Ницше был практически слеп на правый глаз. Врачи того времени были не в состоянии найти причину слепоты, они могли увидеть в ней либо природный дефект, либо заражение — об опухоли мозга они и не помышляли. Неясно только, почему гипотеза о сифилисе, не будучи подкреплена фактами, существует и по сей день. Возможно, ответ кроется в действиях Элизабет, сестры философа. После смерти брата именно она запретила проводить вскрытие, так как эта процедура не увязывалась с образом непорочного святого. Ницше был похоронен без патологоанатомического осмотра — и это отняло у нас прекрасную возможность узнать правду о его трагическом уходе.
Второе объяснение жизнеспособности сифилитической гипотезы — это существование и в наши дни врачей, оставивших свои научные устремления где-то далеко в стороне и охотно служащих рупорами для провозглашения полуправды. Таким был уже упоминавшийся психиатр Ланге-Эйхбаум, который свои заявления о сифилисе у Ницше представлял как неоспоримую истину: «Ни один сведущий психиатр не может в этом усомниться». Книга его называлась «Ницше. Болезнь и ее действие» и обещала представить неоспоримые доказательства сифилитической природы умственного расстройства философа. В действительности же Ланге-Эйхбаум избегал научных фактов, а в качестве ниточек для плетения паутины своей теории использовал несколько неподтвержденных сплетен. Научной точности ждать от него в этой книге не приходится. Скорее всего, он увидел неплохую возможность прославиться и решил ею воспользоваться. Ведь только что окончилась Вторая мировая война, и люди жаждали объяснения, отчего происходили зверства последних лет. Это было время подведения итогов, необъяснимое нужно было доступно истолковать, и потому люди были благодарны психиатру, который объявил Гитлера и его идеологического вдохновителя Ницше сумасшедшими. Каждый мог почувствовать себя свободным от вины за соучастие в темных делах Третьего Рейха, отрекшись от прошлого: «Кто бы смог противостоять этому безумству?»
Ланге-Эйхбаум мог быть уверен, что со своей теорией он выступил в подходящий момент. Она создала ему такую добрую репутацию, что его без всякого зазрения совести цитировали десятилетиями. Только в начале XXI века появились некоторые сомнения. Но звучат они еще недостаточно громко и уверенно, особенно если учесть, что идея Ланге-Эйхбаума считается неоспоримым фактом и на страницах книг, и в лекционных залах. Выходит, великий нигилист был все же прав, когда сказал: «Полузнание сильнее положительного знания: оно видит вещи проще, чем они есть на самом деле, и от этого становится доходчивее и убедительнее».
Двойная смерть на Штарнбергском озере: сумасшедший Людвиг и его заблуждавшийся врач
Первое летнее солнце высоко стояло над Мюнхеном и местной психиатрической больницей, когда 8 июня 1886 года четыре врача подписывали документ совершенно особого рода. Речь шла об акте, который объявлял короля Людвига II Баварского невменяемым и неизлечимо больным. «Его Величество в очень высокой степени душевно нездоровы: их душевное заболевание относится к разряду тех, что психиатрия по многолетнему опыту именует паранойей (сумасшествием)». Теперь можно было безбоязненно отстранить «Его Величество» от престола и заменить кем-нибудь другим. Итак, четверо медиков приготовили некое околоврачебное подобие отречения от престола, чтобы правомерно отстранить от дел законного монарха Баварии.
Во все времена человека могли признать недееспособным. Особенность случая с Людвигом состоит в том, что ни один из составлявших заключение врачей его ни разу не обследовал. Трое медиков даже за день до подписания документа не знали его содержания; он был составлен за одну ночь лишь одним из этих четырех, заведующим клиникой Бернхардом фон Гудденом, непосредственно после празднования его шестьдесят второго дня рождения. Он, в свою очередь видел короля Людвига однажды и мельком, но обстоятельно не осматривал; его выводы основывались целиком на неточных показаниях свидетелей.
Но в то время едва ли кто обращал внимание на такие детали. Политической клике нужно было только одно: убрать короля Людвига, не убивая его. Дальше все пошло бы по плану. Чуть позже Людвиг все-таки ушел из жизни — и прихватил с собой обследовавшего его профессора фон Гуддена.
Уже в возрасте одного года Людвигу пришлось пережить первую свою смертельно опасную болезнь. У него был жар и сильнейшие боли; возможно, его заразила менингитом нянька. Жизнь короля висела на волоске, но волосок этот выдержал. Болезнь не вызвала никаких осложнений: Людвиг благополучно рос и развивался. Только вот его юношеские интересы лежали не в той области, в которой их хотели бы видеть его импульсивный отец Максимилиан и религиозная мать Мария. Людвиг всего себя посвящал миру грез, который открывался ему через книги и театр.
В семнадцать лет он поступил в университет, чтобы изучать философию, физику и химию. В это время он впервые повстречал Отто фон Бисмарка. Прусский премьер-министр счел его весьма приятным, ему лишь бросилась в глаза некоторая рассеянность наследника баварского престола.
Осенью 1863 года Людвига свалила с ног тяжелая лихорадка. Она продолжалась два месяца, что говорит о серьезности болезни, но ничего конкретнее об этом эпизоде не известно.
10 марта 1864 года умер Максимилиан, и уже поправившийся Людвиг стал королем баварским. Очевидно, это событие вызвало сильный стресс, потому что лихорадка вновь возобновилась. С этого момента начались непереносимые боли.