Могучий властелин морей. Чтобы не было в море тайн
Шрифт:
На глубине около двух метров лучи светильников скользили по кораллам, высекая из них фейерверк поразительных красок. Рыбы с огромными, вытаращенными глазами на миг окаменевали, словно парализованные икс-лучами из научно-фантастического романа, затем не спеша отходили в сторону, так медленно, что можно было протянуть руку и погладить радужную чешую. Во время таких ночных вылазок я чувствую себя этаким слегка помешанным чародеем. Мой фонарь — волшебная палочка, которая то вызывает к жизни фантастические видения, то стирает их. Выключив его, я какое-то время ничего не вижу, меня облекает черная пустота. Включаю — опять кругом причудливая фантасмагория созданий, над которыми я не властен. Я плыву то быстрее, то медленнее, часто
Неподалеку доктор Жо купался в ореоле своего светильника; казалось, он застрял в огромной многоцветной паутине. Он тоже, как и я, тянулся рукой к оцепеневшим рыбам, и в его движениях чувствовалось, как он поражен необычностью такого общения с животными, которые всегда обращались в бегство при виде нас. Своего рода сказание о «Святом Франциске и рыбах».
Внезапно все чудеса кончились. Луч моего фонаря утратил свою волшебную силу и терялся в пустоте. Мы дошли до кромки барьерного рифа, здесь скала обрывалась отвесно вниз на глубину около двухсот метров. Дальше вода казалась черной и безжизненной. Держась за коралловые выступы, мы направили лучи наших светильников в пучину, которая быстро поглощала их мощь.
Неожиданно в моем луче появилась рифовая акула, довольно крупная, метра на четыре. Она медленно пошла вверх по световой дорожке. Приблизившись к источнику света на безопасное, на ее взгляд, расстояние, акула лениво повернулась и не спеша заскользила ко мне. Тело ее переливалось серебристыми бликами, глаза с малюсенькими зрачками казались черными точками. В узком луче моего фонаря очень четко проступали все ее шрамы, напоминающие боевую татуировку грозного воина. В углу рта лоскутки кожи обрамляли свежую ранку. И однако весь облик акулы, как и все ее движения, производили какое-то неожиданное впечатление олицетворенной чистоты — настоящая гравюра на серебре в обрамлении ночного мрака. Несколько секунд следовала она вдоль кромки рифа, потом пошла круто вниз и исчезла.
У меня было тревожно на душе, я чувствовал, что акула не ушла совсем, что она ходит где-то там внизу и ее маленькие бесстрастные глаза устремлены на нас. Нам повсюду чудились подозрительные силуэты, и, стремясь все рассмотреть, мы светили в разные стороны, так что лучи тускнеющих светильников плясали вразнобой. Я вдруг почувствовал себя предельно немощным: только что вода казалась такой ласковой, а сейчас она превратилась во врага, вооруженного неведомыми и коварными тварями. Наши светильники и воплощенный в них технический прогресс были всего-навсего жалкими игрушками, которыми мы кичливо размахивали, словно какие-нибудь дерзкие Прометеи. Мнили, будто сможем этими искорками разогнать ночь. А ночь никуда не ушла, она окружала нас могучей, плотной стеной.
Если вы в таком ночном погружении на рифе начнете метаться и суетиться, если перестанете собой управлять, ничего не стоит напороться на острые как бритва кораллы и заработать сотни, тысячи маленьких, но достаточно болезненных ранок. В конце концов луч моего фонаря нащупал в ночи еще один силуэт. Опять акула, но не та, которую мы только что видели, длиной поменьше, впрочем, от того не менее грозная. Однако я уже освободился от гипнотических чар подводной ночи и вполне отдавал себе отчет в степени грозящей нам опасности. Тщательно страхуя друг друга, мы с Жо пошли обратно к пляжу. На полпути нам встретился «Зодиак». Каноэ посчитал за лучшее выйти за нами, чтобы мы могли, если что, сразу покинуть воду.
Мы поспешили влезть в лодку, повалились на дно и до самого берега лежали, не говоря ни слова, только слушая ночные голоса.
Всю ночь меня преследовало видение большой серебристой акулы. Вообще-то для меня не было новостью, что хищницы и с наступлением темноты не прекращают своих бдительных обходов. Я уже говорил, что у акул в отличие
Ложась спать на пляже, я еще долго думал об этом создании, обреченном на непрерывные скитания, на постоянные ласки моря, любовно гладящего тело акулы…
Прежде чем мы расстались с нашим островком, возвратившаяся «Калипсо» приняла участие в заключительном эксперименте. С помощью нашего старпома Поля Зуэна мы разместили в одном из проходов в барьерном рифе целый комплекс для мечения акул. На белый песок, выстилающий дно широкой впадины, опустили большую клетку для кинооператора. Перед входом в нее, чуть глубже, встали по обе стороны две маленькие клетки для аквалангистов с бандерильями. В центре между клетками находились прозрачные сферические ловушки из полиэтилена, содержащие куски свежей рыбы. Кроме того, в каждой из двух меньших клеток тоже были мешочки с приманкой. Мой отец руководил операцией, находясь на поверхности в лодке; в другой лодке сидел с кинокамерой Раймон Делуар, он должен был снимать сверху.
К двум часам все клетки были расставлены, можно приступать. Для начала мы щедро разбросали кругом приманку. Серж Фулон занял маленькую клетку, слева от входа в большую, я — вторую, справа. Мишель Делуар поместился с кинокамерой в главной клетке; его охранял Каноэ, вооруженный длинной, крепкой «акульей дубинкой». Звено, ходившее с утра на разведку, обнаружило в этом районе изрядное количество сравнительно крупных песчаных и рифовых акул, и я ждал, что они тотчас покажутся из-за скалы, привлеченные запахом свежей рыбы и производимым нами шумом. Так что я был несколько разочарован, когда увидел только одну, потом двух, потом еще двух совсем маленьких — длиной в мою руку — акул, которые шли очень быстро, явно нервничая. Впрочем, мое разочарование продлилось недолго. Одна за другой появились полтора десятка акул, они были заметно возбуждены и напоминали идущую по следу волчью стаю.
Многие аквалангисты пренебрежительно отзываются о мелких акулах, дескать, они пугливые и с ними нечего считаться. Это в общем-то верно, пока акулы ходят поодиночке или маленькими группами. От упомянутых аквалангистов можно еще услышать, что встреча со злой собакой грозит-де куда большими неприятностями. Что до меня, то я предпочитаю собаку, с ней всегда можно так или иначе управиться, если только она не человеком обучена нападать. Акула, хотя бы в ней и метра не было, вполне может оставить самонадеянного подводного пловца без ступни или без кисти. Челюсти у нее побольше, чем у любой собаки, и острейшие клыки отлично приспособлены для того, чтобы перегрызть конечность.
Я поглядел в сторону большой клетки, на Мишеля. Он явно был разочарован не менее моего и приготовился возвращаться на поверхность, но я сделал ему знак, чтобы он подождал. Невозмутимый, как всегда, Серж готовил свое копье для мечения. В несколько минут налетевшая стая разорвала полиэтиленовые ловушки и сожрала помещенную в них рыбу. Я опознал черноперых акул и несколько извивающихся песчаных. Вся наша маленькая арена была заполнена акулами. Они плавали очень быстро, отскакивая от разноцветных коралловых стен, будто рикошетирующие пули. Очевидно, запах рыбы разошелся по всему окружающему нас пространству, которое можно было назвать относительно замкнутым, поэтому обнаружить источник было почти невозможно, и это еще больше возбудило акул.