Могучий властелин морей. Чтобы не было в море тайн
Шрифт:
Глава восьмая
Остров Деррака
Наступила тяжелая неделя. Что ни день, на судно обрушивался хабуб. Сильный ветер нес раскаленный песок, не давая работать.
Часам к двум небо на западе приобретало красновато-золотистый оттенок, а море замирало, и его поверхность делалась совершенно гладкой, как бы превратившись в твердь. И без того гнетущий зной делался совсем невыносимым, мы обливались потом, каждое движение было мукой, тем более что нас преследовали тропические лишаи. А затем разражалась буря. Завывающий ветер нес брызги воды, смешанной с песком, и покрывал все разрушительной желтоватой пленкой. При первых же намеках на шторм мы снимались с якоря, поэтому, когда он начинал бушевать, судно, как правило, уже стояло под прикрытием какого-нибудь островка. Как только опять становилось возможно работать, нам приходилось тратить бесконечные часы на тщательнейшую уборку, чтобы сберечь наше драгоценное и уязвимое снаряжение. С красными, опухшими глазами мы двигались будто роботы в царстве песка, которое уже стало нам поперек горла.
Настроение людей падало, оборудование портилось, и в конце концов нам пришлось уйти для внеочередного ремонта в город Массаву. Отец решил, что мы только понапрасну теряем время в этих водах. Мне и Каноэ удалось уговорить его высадить нас на пустынном островке подальше от берега с запасами на неделю и снаряжением для работы. Очень уж мало времени оставалось до завершения наших исследований и фильма об акулах, и мне хотелось наверстать то, что было упущено из-за злополучных песчаных бурь.
После беглого осмотра полудюжины уединенных клочков песка мы остановились на острове Деррака в архипелаге Суакин. Сперва выбрали место для лагеря, потом принялись разведывать более или менее приличный проход для наших лодок в окружающем Дерраку коралловом барьере. Окончательный состав нашего отряда, не считая меня, выглядел так: Каноэ, доктор Франсуа, Серж Фулон и Раймон Делуар — фотограф, брат нашего превосходного главного кинооператора Мишеля Делуара.
Свезя на берег снаряжение и поставив палатку, мы вернулись на «Калипсо», где Жан Морган приготовил для нас небольшой «прощальный» обед. За обедом мы составили точный перечень работ, которые намеревались выполнить на острове. Во-первых, будем изучать мелких акул на песчаных отмелях; во-вторых, выполним наблюдения на определенном участке кораллов и проведем своего рода перепись — какие гости приходят с моря сюда кормиться. И конечно, предметом нашего изучения будут также все обитатели самого островка.
Обмениваемся рукопожатиями с теми, кто уходит на «Калипсо». Наше прощание несколько торжественнее обычного. Теоретически нам не грозят никакие опасности, и все-таки пребывание такого маленького отряда на необитаемом острове в Красном море не простая экскурсия. Случись какая-нибудь беда — до лазарета далеко. И если вдруг (правда, это маловероятно) наведаются жители материка, мы будем всецело в их власти. Я обещал, что не допущу никаких авантюр, особенно связанных с акулами. «Калипсо» снялась с якоря и вскоре пропала в сгущающемся мраке. Только рокот машины доносился до нас над притихшим морем, но и он тут же смолк.
В первый вечер мои товарищи думали только о том, чтобы отоспаться. Не успела «Калипсо» уйти, как они уже завернулись в простыни и уснули, утомленные трудами и переживаниями минувшего дня. Оставшись в одиночестве, я медленно побрел к воде. У меня было странное чувство, будто я шел на тайное свидание со своими заветными мечтами. Хотя луны не было, все кругом светилось таинственным светом, и казалось, его источает сам ландшафт. Меня не тянуло ни размышлять, ни созерцать; я просто смотрел и слушал, ни о чем не думая, как, наверное, смотрят и слушают животные. Теплая лагуна кишела живностью, она буквально бурлила от движения тысяч клешней и ножек, от лилипутских схваток, от непрерывной суетни. В толще воды, как это часто бывает в тропических морях, родился внезапный сполох — рыба пронеслась. Каждая волна чертила на пляже свой узор, который тут же стирался новой волной, не оставив даже следа в памяти. Вдоль кромки воды, подчиняясь какой-то неведомой логике, маневрировали легионы «стыдливых крабов». Я стоял неподвижно, и они проползали совсем рядом со мной. Вот семенит мимо краб, волоча еще живого птенчика, явно украденного в гнезде одной из морских ласточек, заполонивших островок. Проследовав в нескольких сантиметрах от моей ноги, краб исчез в норке, которой я прежде не заметил. Маленькая, с четверть метра, песчаная акула ходила у самого берега; она охотилась на моллюсков или крабиков, преграждая им выход из воды собственным телом.
Звук голосов нарушил мое безмолвное общение с природой, и я поспешил к товарищам. Полчища раков-отшельников вторглись в наш лагерь и теперь ползали по людям, которые отнюдь не обрадовались такому пробуждению. Целый час мы простояли, наблюдая, как из сухого кустарника за лагерем шли к морю орды этой мелюзги. Час, а то и больше требовался ракам, чтобы одолеть каких-нибудь шестьдесят метров. Каждое препятствие надо было либо с великим трудом одолеть в лоб, либо обойти кругом, а препятствий тут хватало. Это массовое ночное шествие не ограничивалось нашей площадкой, оно происходило вдоль всего берега. Катящаяся по песку к морю волна маленьких юрких животных представляла собой совершенно необычное зрелище. И я никогда не видел такого же мощного потока в обратную сторону, от моря к кустам.
В последующие дни мы выжидали, пока схлынет эта скрипучая, шуршащая волна, и только потом ложились спать. У меня осталось впечатление, что раки-отшельники намеренно дожидаются сумерек, чтобы идти в море. Как только вечер, глядишь — собираются отряды в колючих зарослях на середине острова. Раки ждут, когда начнет смеркаться, и стоит сплошной шорох от трения панцирей друг о друга. А назад они, судя по всему, идут в разное время, по мере того как управятся с делом, которое влечет их в море, будь то размножение или просто кормление. Естественно, возвращение одиночных раков проходило незаметно.
На другой день после первого знакомства с раками мы, выйдя с утра пораньше, пока еще не воцарился нестерпимый зной, тщательно обследовали весь островок. Деррака по форме продолговатый, примерное направление оси — с северо-востока на юго-запад, посередине он несколько уже, чем с концов; окружающая его песчаная отмель образует лагуну, которая во много раз больше самого острова. На нем растут колючие кусты с крохотными темно-зелеными листьями; в центре есть мелкая ложбина, где почва не такая сухая, — эту ложбину мы прозвали Счастливой долиной. На всем острове не сыщешь ни капли пресной воды, и тем не менее он изобилует живностью. Мы посещали десятки таких островков, мои товарищи сыты ими по горло, а для меня остается вечным чудом, что эти клочки песка, затерянные в солеварне Красного моря, могли стать прибежищем скрытной, но достаточно интенсивной жизни. Преобладают в фауне птицы, наполняющие островки своими криками, порханием, в отдельных случаях и яркими красками. А среди птиц роль властелина, несомненно, принадлежит орлану. Из прутиков и кусочков плавника орланы сооружают холмики высотой от одного до трех метров. Венчающие такие сооружения гнезда всегда наполнены перьями и костями, а больше всего остатками рыбы.
Раз я видел, как орлан охотился на песчаной отмели острова Мармар в северной части Фарасанского архипелага. Вот он неподвижно парит над водой… А вот уже — камнем падает вниз, вытянув когти в сторону добычи, как и положено пернатому хищнику. Но жертва орлана нередко находится на глубине до полуметра, и охотник на миг весь исчезает под водой, чтобы тут же снова с трудом взлететь. Преодолев сопротивление воды, богатырская птица медленно поднимается метров на тридцать, там делает передышку, чтобы отряхнуться от воды, на секунду исчезает в радужном облаке брызг, затем опускается на песок отдохнуть. Тело и ноги орлана совсем не приспособлены для плавания, тем удивительнее смотреть, как он с помощью одних только крыльев вырывается из объятий моря. Островное царство дает ему все необходимое, чтобы кормиться самому и растить птенцов, пока не придет пора изгнать их, чтобы сохранить естественный баланс и собственное верховенство.