Мохнатый бог
Шрифт:
Типичная медвежья тропа — две цепочки параллельных следов.
По склонам всегда поднимаешься не прямо в лоб а чуть-чуть наискось. Так и видишь побольше, и идти полегче. И всё время кажется, что будто за угол заглядываешь. А угол такой большой, практически бесконечный. И вот, поднявшись уже метров на двести, я заглянул ещё за один такой уголок…
Река, только что подошедшая прямо под сопку, чуть поодаль чуть-чуть отворачивала от неё, оставляя под бортом горы маленький островок леса — точнее, не леса, а так — метров двести тополей, метров двести мелкого чозениевого подроста, всё остальное — сплошной серый галечник. На другом берегу реки — жёлто-красно-коричневое лиственничное редколесье.
И вот… В этом маленьком островке, который всего-то — из винтовки насквозь перестрелить — стоят четыре лося. Причём как стоят!
Три лося находились вместе на опушке тополей: взрослый огромный бык-рогач почти чёрного цвета, самка и молодой лось прошлого года с маленькими рогами-шпильками. Чуть поодаль, в чозениевом подросте стоял другой лось-рогач, пришедший явно с недобрыми намерениями. Видно было, как он сшибает молодые деревца своими могучими лопатами-рогами, роет копытами галечник и ревёт. Причём как он ревёт, было именно что видно. Звуки с такого расстояния до меня не доносились, или их каким-то ветерком относило, только видно было, как из его морды регулярно вылетало облачко белого пара.
Несмотря на такое устрашающее поведение соперника, лось-семьянин даже и ухом не вёл. Не ревел, не рыл копытом землю и тем более не портил зелёные насаждения. Видимо, зело он был уверен в собственных силах и в привязанности подруги.
На другом берегу реки, в лиственничном редколесье, стоял пятый сохатый. Стоял он практически неподвижно. Только принюхиваясь и прислушиваясь. Видимо, пытался реально оценить свои шансы в предстоящей схватке гигантов.
Но и это было ещё не всё!
Прямо подо мной, на маленькой сухой протоке под склоном горы, буквально в двухстах метрах от меня лежал, вытянувшись, как кошка, большой бурый медведь. В отличие от меня он не мог видеть лосей, зато он их, без сомнения, слышал и прекрасно чуял. Он специально занял позицию с подветренной стороны и всячески пытался оценить возможность присовокупить кого-либо из лосиной семейки к своему столу. Мне, так же как и медведю, было очевидно, что большой бык-сохатый в разгар гона ему не по зубам. Поэтому медведь, скорее всего, хотел отбить от семьи молодого лося, но как это сделать?
Огромный зверь крутился на открытом месте, и, кажется, в сильную оптику можно было наблюдать, как шестерёнки, подсчитывающие вероятности, крутятся у него в голове. Его движения говорили о его животных желаниях гораздо красноречивее, чем выкрутасы стриптизёрши на подиуме. Он вставал столбиком на задние лапы, поводил огромной лобастой башкой направо и налево, пытаясь поймать тончайшие струйки лосиного запаха, который говорил бы ему о перемещениях семьи, ложился на живот, продолжая вертеть головой. Наконец, он успокоился и замер, лёжа на гальке, видимо, взвешивая все шансы добраться до лосиного подростка.
Через десять минут он поднялся, видимо, приняв какое-то решение, прошёл вдоль склона протоки, попутно обсасывая ягоды шиповника с ветвей, перешёл русло протоки по чёрному хрустящему льду, переплыл Кедон и направился по лиственничному редколесью к нашему лагерю. Туда он и пришёл через два дня. Но это уже совсем другая история.
Немного погодя ушёл (но только в другую сторону) и лось-пришелец — в поисках более доступной самки. Больше я его никогда не видел.
Надо обязательно сказать об одном качестве характера бурого медведя, накладывающем заметный отпечаток на его поведение. Это любопытство. Именно интерес — первая реакция медведя на какое-либо новое и не вполне понятное явление. Медведи интересуются решительно всем — бочками из-под бензина, надутыми резиновыми лодками, хлопающим пологом палатки или шевелящимся на склоне предметом, который может оказаться как снежным бараном, так и человеком или брошенной телогрейкой.
По большей части любопытство служит тому же «животному» интересу — нельзя ли это «нечто» по возможности съесть? Для того чтобы внести ясность в сей принципиальный вопрос, предмет сперва исследуется медведем на расстоянии. В первую очередь, зверь определяет, как пахнет объект его исследований. Одновременно выясняется, не издаёт ли предмет каких-либо подозрительных звуков. Затем зверь подходит поближе. Последняя стадия изучения — проба когтем или зубом. И если оказывается, что предмет беззащитен и съедобен, — тогда, увы…
Правда, исследование не всегда доводится до конца. Наряду с любопытством в характере медведя присутствует и такая традиционная для дикого зверя черта, как подозрительность. И если медведь по какой-то причине вдруг сочтёт, что объект его изучения может оказаться опасным, то ретируется.
Наиболее последовательны в своих изысканиях самые молодые и самые крупные звери. У первых смелость в обращении с незнакомыми предметами зиждется на недостатке жизненного опыта. Из-за этого они часто не способны правильно оценить опасность и соразмерить с ней свои силы. Уверенность вторых основана на осознании своей силы.
Здесь уместно немного поговорить о такой странной для дикого зверя черте, как «чувство собственного достоинства». Чаще всего оно проявляется как раз у самых больших медведей, не привыкших уступать кому-либо добычу, дорогу или просто место под солнцем.
Мой отец во время маршрута на полуострове Тайгонос в северном Приохотье заметил на поляне крупного медведя. Обойти его не представлялось возможным, и отец, не желая убивать зверя, нашёл, как ему показалось, выход. Он выстрелил из винтовки в куст перед носом зверя.
После выстрела медведь повёл себя достаточно странно. Во-первых, сразу он не убежал, на что, признаться, рассчитывал отец. Он подошёл к кусту, обнюхал место, куда попала пуля, и вновь начал неторопливо пастись. Так, по крайней мере, могло показаться со стороны. Но во время пастьбы медведь довольно быстро занял место, на котором прицельный выстрел в него стал невозможен, а когда удалился под прикрытие густых зарослей, вдруг бросился удирать со всех ног от опасного места.
Впечатление «продуманности» поступков зверя вызывается тем, что медведь, как кажется, не предпринимает опрометчивых шагов. В книге зоолога Юрия Язана упоминается, что во время охоты на лосей в Печорской тайге «пустые» броски практически исключаются. «Чёрный зверь» никогда не бросится на другое животное — будь то лось, олень, кабан или человек, — не будучи заранее уверен в результатах своего нападения. Подготовка атаки проводится традиционными для хищника приёмами — преследованием, скрадыванием и засадой. Берёт медведь добычу на коротком рывке — так что жертва обнаруживает перед собой хищника лишь в самые последние секунды.