Мохнатый бог
Шрифт:
Охотник Н. в результате патологического невыполнения плана в том совхозе, где ему довелось работать, был откомандирован на ловлю рыбы.
Рыбалка была местом традиционного паломничества бурых медведей со всей округи.
Охотник Н. гордо заявил, что он охотник, а не рыбак, и перед всей бригадой взял на себя обязательство извести медвежью напасть.
Краткая ревизия арсенала бригады навела его, однако, на грустные размышления. Этот арсенал состоял из двух однозарядных малокалиберных винтовок, заржавленной двустволки 16-го калибра и устаревшего охотничьего карабина 8,2. Последний можно было бы считать вполне эффективным орудием борьбы, если бы не одно обстоятельство — патронов к нему не было, и в бригаде его по традиции заряжали обоймой от трёхлинейного кавалерийского карабина. Естественно, что стрелять из него никто уже не рисковал.
Но стремление освободить бригаду от медвежьего гнёта было
Ввечеру он занял позицию в коптильне, возле которой, по рыбацкому обычаю, были свалены рыбьи потроха, и принялся ждать медведей. Медведи особенно ждать себя не заставили — едва опустились сумерки, огромный зверь подошёл к коптильне с той стороны, где отсутствовали окна и откуда Н. не мог наблюдать происходящее.
Однако Н., услышав сопенье и чавканье зверя, подумал, что может на слух достаточно хорошо определить его место в пространстве, и выстрелил два раза через тонкую стену строения.
Медведь с рёвом кинулся на хлипкое сооружение, в котором сидел охотник Н., и оно повалилось. Рассвирепевший хищник вскочил на груду обломков и несколько раз протанцевал на ней и засыпанном ею охотнике Н. медвежью джигу. Затем зверь, видимо, решил, что акт мести свершён до конца, и удалился в кусты. Крови на его следах не было.
«И хорошо, что я в него не попал, — говаривал впоследствии в сердцах охотник Н., — а то что бы он со мной тогда сделал?»
В нынешние времена многие неприятности при охоте на медведей происходят от неумелого пользования самоловами.
Рабочие одного из приохотских леспромхозов Ч. и Н. поставили петлю из железного троса на медвежьей тропе. Эту тропу, как выяснилось, облюбовали медведица и прошлогодний медвежонок. В общем, медвежонок попал в петлю, принялся биться, выдохся и прилёг в изнеможении, а самка, использовав все возможные способы для его освобождения, затаилась рядом со своим обессиленным чадом.
Через некоторое время на тропе появились рабочие. Они не запомнили с точностью до метра место, где поставили петлю, и не спеша двигались прямо к затаившимся зверям. Когда оба они приблизились на расстояние броска, медведица прыгнула вперёд и подмяла под себя рабочего Ч., который шёл первым.
Медвежонок также вскочил и заревел. Второй рабочий, потрясённый свалившимися на него напастями — гибелью, как он считал, товарища, ревущими медведями и их количеством, кинулся удирать со всех ног к становищу бригады.
Вся бригада, вооружившись чем попало, двинулась на трелёвочном тракторе отбивать своего попавшего в беду товарища. Но медведица уже успела нанести ему такие страшные раны, от которых он скончался.
Глава 29 Белый властелин Арктики. Извечная война с человеком
В отличие от бурых белые медведи относительно недавно вступили в соприкосновение с человеком. Это не значит, что их знакомство произошло в ближайший исторический период, нет, белые медведи познакомились с человеком-охотником не менее трёх тысяч лет назад — будь то эскимос, индеец или викинг. Тем не менее этот срок не может идти в сравнение с тем громадным отрезком пути, который прошли бок о бок люди с его бурым собратом.
Принято считать, что современный белый медведь относится к человеку куда более почтительно, нежели его предки несколько сот лет назад. Писатель-натуралист Р. Перри, правда, оспаривает это утверждение, аргументируя свою точку зрения тем, что мёртвый медведь не может поведать другим о том, что он узнал. Действительно, большую часть жизни эти животные проводят в одиночестве и остаются в полном неведении о судьбе убитых, которая ничему не может их научить. Только раненые приобретают кое-какой опыт, и только медведицы способны поделиться им с медвежатами. Однако упомянутый автор, возможно, не учитывает масштабов той бойни, которой подверглись белые медведи за истекшие три столетия. Определённые зачатки осторожности перед лицом человека за это время могли выработаться даже путём естественного отбора.
Из описаний полярных путешественников XVI–XVII столетий явствует, что в то время белые медведи были неизмеримо опаснее и настойчивее, чем сегодня. Геррит де Фер, спутник Баренца в его экспедиции на Новую Землю, описывает ряд случаев, весьма характерных для того времени.
«Как-то ночью к нам забрёл крупный старый медведь необычайной худобы — на нём не было плёнки жира ни под шкурой, ни на брюхе; по-видимому, он страшно изголодался. Подошёл он к нашим запасам сала, сложенным в большую кучу. Совсем незадолго перед тем мы застрелили медведицу, с которой было двое совсем уже взрослых медвежат. Нам не удалось пристрелить их, и они удрали, но всё время держались неподалёку от нашей хижины. Мать их мы убили вечером, и в первую же ночь медвежата подошли к хижине и съели материнский желудок и все кишки. Возможно, что, когда старый медведь подошёл к нашей хижине, эти медвежата лакомились салом, сложенным в кучу. По следам мы потом установили, что старый медведь сначала погнался за одним медвежонком и задрал его где-то подальше на льду, а потом побежал к другому и тоже прикончил его. Затем вернулся опять к куче сала и, до отвала наевшись его, залёг спать тут же. Когда мы утром вышли из нашей „берлоги", он ещё спал».
Случай, который описывает Геррит де Фер в своём дневнике, можно считать типичной для людей того времени реакцией на встречу с медведем:
«25 октября… капитан, обернувшись, увидел, что из-за корабля к нам идут три медведя. В испуге он тотчас стал громко кричать, чтобы устрашить их, а мы немедленно скинули с себя верёвки и приготовились к отпору. Случайно на санях была пара алебард. Одну из них схватил капитан, а другую взял я, чтобы дать посильный отпор; остальные же изо всех сил побежали к кораблю. При этом один упал в трещину среди льда; это было для нас страшное зрелище, так как мы думали, что медведи стремительно кинутся на него и сожрут. Но, к счастью, медведи устремились против тех, кто убежал на корабль. Между тем, воспользовавшись удобным случаем, и мы, вместе с упавшим в трещину, побежали к кораблю и взошли на него. Медведи, увидев, что мы ускользнули, в ярости подошли к кораблю; а у нас не было другого оружия, кроме двух упомянутых алебард, и так как мы на них не очень полагались, то пытались отбиться от медведей, бросая в них палки и другие предметы; и всякий раз они кидались за ними, как собака. Между тем мы послали одного из наших высечь огонь, а другого за копьями, спрятанными за палубой; но огня, при помощи которого мы могли бы стрелять, не удавалось высечь. Однако, в то время как медведи смело нападали на нас, мы, ткнув алебардой, ранили одного из них в морду. Увидев это, ушли и другие, которые были помоложе».
В сентябре и октябре 1596 года людям Баренца, попавшим в тяжёлое положение, не раз приходилось прерывать строительство своего зимнего дома и отражать нападения чрезвычайно смелых медведей, которые порою взбирались даже на их корабль. Снова и снова они вынуждены были спасаться бегством. Геррит де Фер описал следующий случай, который произошёл во время второго путешествия Баренца в 1595 году:
«6 сентября в утреннюю пору некоторые из матросов отправились на материк за камешками, похожими на алмаз, которых много на острове Штатов. Во время этих поисков к двоим из них, собиравшим камни вместе, внезапно подошёл тощий белый медведь и схватил одного из них за затылок. Тот, не зная в чём дело, начал кричать: „Кто меня хватает за затылок?". Товарищ его, искавший камешки в пещере, поднял голову, чтобы посмотреть в чём дело, увидел страшного медведя, закричал: „Друг, это медведь! “ — и сразу же убежал.
Медведь тотчас же раздробил голову другому и высосал кровь. Остальные бывшие на берегу моряки, человек двадцать, тотчас сбежались туда, чтобы освободить товарища или, по крайней мере, отнять его труп у медведя. Когда они, приготовив ружья и пики, подходили к зверю, пожиравшему труп, свирепый и неустрашимый медведь напал на них и, выхватив одного, растерзал несчастного так, что остальные, увидев это, разбежались.
Мы с корабля и фрегата заметили, что наши бегут к морю; тотчас сели мы в лодки и изо всех сил стали грести к берегу, чтобы спасти наших. Прибыв туда, мы увидели горестное зрелище: наших товарищей, жестоко растерзанных медведем. Тут, ободряя друг друга, мы стали сговариваться, чтобы, объединившись вместе, напасть на медведя с ружьями, тесаками и пиками и чтобы никто не уходил. Но не все были одинакового мнения. Некоторые говорили, что наши товарищи уже умерли и что мы можем захватить медведя, не подвергая себя явной опасности; если бы мы могли ещё спасти товарищей от смерти, тогда следовало спешить, теперь же незачем так торопиться; медведя надо захватить, но нужно быть осмотрительными, так как предстоит иметь дело со свирепым и прожорливым зверем. Тогда трое из моряков вышли несколько вперёд, а медведь продолжал всё же терзать труп, презирая нашу толпу, хотя нас было человек тридцать… Они трижды разрядили свои ружья, но не имели никакого успеха. Тогда… писец, выйдя несколько вперёд, чтобы иметь медведя на расстоянии выстрела, пробил пулей голову зверя около глаз, однако медведь продолжал держать труп за затылок, поднял голову и начал несколько шататься. Тут писец и один шотландец ударили его тесаками так, что те сломались, а медведь всё ещё не хотел выпустить добычу. Наконец, подбежал Виллем Гизий и изо всех сил ударил медведя по носу своим ружьём; тогда, наконец, медведь с громким рёвом рухнул на землю, а Виллем Гизий, вскочив на его тушу, перерезал ему горло».