Мои чужие сны
Шрифт:
Том был без сознания. Он был подключен к различным аппаратам, постоянно жужжащим и пикающим. Женщина ничего не понимала в цифрах и диаграммах, мелькавших на мониторах. Из вены Тома торчал катетер для введения лекарства. Его лицо было спокойным, можно сказать, умиротворенным. Но его мать знала, что это лишь обманчивая маска.
– Я знаю, от чего ты бежал, Том, – обратилась к нему женщина. – И я знаю, что ты искал. Когда же ты поймешь: в том, что случилось с отцом, нет твоей вины. Ты был еще ребенком, совсем юным. Что ты мог сделать, мальчик 14 лет? Ничего, – женщина прижалась лицом к груди молодого человека. – Том, ты должен простить себя, иначе я тоже никогда не смогу простить себя.
Она тяжело вздохнула и смахнула слезу со щеки. Ей стоило огромных усилий, чтобы не расплакаться. Видеть, как твой ребенок, пусть уже выросший, мечется в этом мире и не может найти свое место, – тяжело. Но еще тяжелее видеть его лежащим на больничной койке. Разговаривать с ним, но не иметь возможности услышать ответ.
Как о многом она хотела сейчас спросить его! И про Кейт, и про его новую квартиру, про прошлогоднюю поездку в Перу, даже про его любимую музыку она была бы рада поговорить. Почему они перестали разговаривать?
Бесконечная работа, погоня за деньгами и впечатлениями, каждодневная рутина – все это вытеснило обычные человеческие разговоры между сыном и матерью.
Раньше Том все-все рассказывал. Шутили, что у него язык без костей, а рот никогда не закрывается. В детстве Том, когда что-то рассказывал, забывал делать другие дела. Бывало, придет со школы, начнет снимать свою школьную рубашку, стянет один рукав, да так и застынет в этой позе, потому что начал рассказывать о том, как сегодня учительница на доске написала неправильную дату. Или ест свою картошку на обед, ест-ест, а потом забывает донести вилку до рта, потому что рассказывает о том, как видел маленького котенка, который что-то рыл в земле в саду. Частенько мама подгоняла маленького Тома, а иногда и сердилась, даже повышала голос. Иначе он мог только болтать, а все дела стояли на месте.
Сейчас она отдала бы многое, лишь бы услышать от Тома хоть одно слово.
Дверь палаты открылась, и вошел высокий плечистый мужчина в белом халате. На его бейджике было написано «Доктор Эндрюс». Его лицо можно было назвать смуглым, или загоревшим, а крепкие сильные руки напоминали лапы медведя.
– Добрый день, Миссис Лаэр. Я надеялся увидеться с вами и поговорить.
– Здравствуйте, доктор Эндрюс. У Томаса есть какие-то улучшения?
– Пока нет, – ответил доктор. – Но его состояние стабильное, – поспешил добавить он, увидев отчаяние на лице женщины.
Доктор подошел ближе к кровати больного и взглянул тому в лицо. Выражение лица молодого человека было спокойным и расслабленным, разве что чрезмерно бледным. Доктор перевел взгляд на мониторы, фиксировавшие состояние Томаса, цокнул языком, как бы собираясь с мыслями сказать что-то важное, но не очень приятное.
– Понимаете, Миссис Лаэр, Том находится в коме. Все его жизненные функции словно замедленные, застывшие. Кома – явление плохо изученное. Ученые не могут наверняка сказать, где находится сознание человека, находящегося в коме. Понимает ли он, что с ним происходит, чувствует ли запахи или боль? Мы не знаем, слышит он нас сейчас или нет. Но очень много теорий и научных работ о том, что если с больным чаще разговаривать, включать его любимые фильмы или музыку – это поможет ему прийти в себя быстрее. Якобы близкие и знакомые воспоминания дадут ему толчок, благодаря которому сознание может вновь вернуться к привычной работе. Но это только теории.
Миссис Лаэр оглянулась, словно искала что-то глазами, и увидела небольшой телевизор в углу комнаты. Раньше она его не замечала.
– Я могу принести его любимые фильмы и музыку на дисках, – кивнула она в сторону телевизора.
– Да, это хорошая идея. Я найду кого-то, кто поможет вам подключить все. Также его могут навещать другие члены семьи и коллеги, друзья.
– Мы с Томом вдвоем, отец давно погиб. Да и друзей у него немного. Была девушка Кейт, но я не знаю, в каких они сейчас отношениях, – женщина опустила глаза. Она не хотела, чтобы доктор понял, какая между ней и ее сыном пропасть.
Миссис Лаэр с идеально прямой спиной присела на край стула. Ее осанка и манера держать себя в руках выдавали высокое положение в обществе. Доктор Эндрюс знал из документов, что эта женщина связана с политикой, но не вдавался в подробности ее статуса.
– Сколько он пробудет в таком состоянии? – задала она вопрос, ответ на который боялась услышать.
– Буду честным: я не знаю. Сейчас мы поддерживаем его тело лекарствами. Но мы не знаем, что происходит в его мозгу. У некоторых пациентов наблюдается положительная динамика через несколько дней или недель. Таких большинство, если повреждения незначительные. Но есть люди, которые выходят из комы спустя много лет. Это уникальные случаи. И нужно понимать, что эти люди потом учатся жить заново. Чаще родные принимают решение об отключении пациента. Ждать и надеяться бывает очень тяжело.
– Да, это я хорошо знаю, – прошептала Миссис Лаэр. – Можно я еще немного побуду с ним?
– Конечно. Вы можете приходить и уходить, когда вам захочется. – Доктор направился к выходу и тихонько притворил за собой дверь.
Женщина снова села на стул и склонила голову на койку, касаясь лбом руки сына. Она больше не могла сдерживать слезы. Они текли по ее щекам, выплескивая наружу всю ее горечь, страх потери, одиночества и безысходности. Ее сердце разрывалось от боли и сострадания.
– Боже! Я знаю, за что мне такое наказание, я заслужила. Но за что ты наказываешь его?
Слезы текли, но облегчение не приходило. Женщина, которая пришла в палату, и та, что сейчас сидела у койки, – были двумя разными людьми. Миссис Лаэр словно вся постарела и осунулась, морщины обострились и проступили сильнее. Она казалась такой слабой и беззащитной.
– Том, милый мой мальчик. Если ты очнешься, если Бог снова позволит мне с тобой поговорить, я клянусь, я все тебе расскажу. Секретов больше не будет. Как только ты придешь в себя, мы спокойно поговорим, и ты сам решишь, хочешь ли ты найти ответы на вопросы, которые мучают тебя всю жизнь. Я подскажу, где искать ответы. Больше никаких секретов, только очнись, сынок.
Глава 4
– Эзра!
Джон проснулся от собственного крика. Он с силой зажмурил глаза, из-за слез ничего не было видно. Запах гари исчез, дышалось легко, лицо больше не обжигало жаром огня. Джон открыл глаза: он находился в своей комнате, на своей кровати. Вот его джинсы висят на стуле, вот плакат любимой группы и девушка в длинном белом платье в окружении мужчин. Джон сел и часто-часто заморгал, прогоняя наваждение. Это был сон? Такой реальный? Настолько, что Джон первые секунды не мог понять, где находится. Он прикоснулся к лицу и понял, что оно мокрое от слез. Он кричал, плакал во сне. Нет, это был не сон, слишком реально все было. Но тогда что?