Мои покойные жёны
Шрифт:
— Где твое расписание, Джонатан? — спросила она. — Ты всегда носишь его с собой.
— Слушай, дорогая. — Он приподнял ее подбородок. — Конечно, ты можешь поехать со мной в Лондон. Но ты должна обещать не вмешиваться.
— Джонатан, ты не собираешься наделать глупостей?
— Как сказал бы доктор Джоуд, [37] дорогая моя, все зависит от того, что ты под этим подразумеваешь. Я поступлю с Бьюли так, как он того заслуживает.
— Дафни не должна совершить ту же ошибку, что и я!
37
Джоуд, Сирил (1891–1953) — английский философ.
— Знаю, Клара. Предоставь это мне. — Мистер Херберт повернулся к остальным: — Благодарю вас.
Снова обняв жену за талию, он повел ее к двери. Оба двигались как полуслепые, что часто бывает во время неожиданных семейных неприятностей, которые первое время кажутся страшными трагедиями. Деннис, Берил и командор Ренуик не двинулись с места. Они услышали, как Клара Херберт споткнулась в коридоре.
— Ради бога, Берил!.. — заговорил Деннис.
— Что-то не так, дорогой? — холодно осведомилась она.
— Этот человек, — он указал пальцем на дверь, — действительно верит, что Брюс — Роджер Бьюли. Он собирается…
— Дорогой, я все отлично понимаю. — Берил посмотрела на него со странной застывшей улыбкой. — Ты знаешь что-нибудь о радиопередачах?
— Очень мало. А что?
— Для длительной передачи типа «Субботнего вечернего театра» требуются минимум два дня репетиций. Вчера Брюс был здесь весь день, не так ли?
— Да. Ты имеешь в виду…
— Это означает, Деннис, что Брюс звонил на радио предупредить, что не сможет участвовать, и его кем-то заменили, хотя объявлять об этом было уже поздно.
— Но предположим, Брюс хочет порисоваться перед Дафни и решит все-таки выступить?
— На его место уже взят другой актер, так что Брюс не сможет этого сделать, даже если захочет. Так что пускай семейство Херберт устраивает скандал в Доме радиовещания. Это единственное место в Лондоне, где они никогда не найдут Брюса.
Деннис уставился на нее:
— Значит, несмотря ни на что, ты все еще…
— Все еще — что? — резко спросила Берил.
— Ничего.
Деннис бросил на пол «Радио таймс». В другой руке он держал скомканную записку Дафни. Разгладив ее, он читал ее снова и снова, как человек, касающийся языком больного зуба:
Дорогие мама и папа!
Я уезжаю с Брюсом. Я люблю его. Все в порядке — объясню позже.
Что касается его собственных чувств…
Ну, это не имело значения. Девушка, которую он видел такое короткое время и с которой обменялся всего несколькими словами, едва ли могла обратить на него внимание, а тем более думать о нем, будучи одержимой всепоглощающей страстью к Брюсу Рэнсому. То, что Дафни говорила о пробуждении и исцелении от страсти, очевидно, было сказано во время эмоциональной вспышки, которым подвержены даже самые благоразумные люди.
Воспоминания о прошедших сутках можно легко выбросить из головы — человек забывает о куда более тяжких потерях. Тем не менее образ Дафни, доверчиво смотревшей на него вчера вечером, упорно возникал перед его мысленным взором.
— Разве ты не понимаешь, Деннис? — воскликнула Берил в конце монолога, который он не слышал.
— Не понимаю что?
— Эти два старичка не так глупы, как кажутся. Мистеру Херберту нужно только время, чтобы остыть. И я предоставила ему это время. Теперь он не сможет найти Брюса.
— Ни он, ни кто-либо другой, — отозвался Деннис. — Ты полагаешь, Брюс и Дафни действительно отправились в Лондон?
— Думаю, что да. Он приведет ее в свою квартиру. Она очень уютная. Я бывала там.
— Где это?
— В Сент-Джонс-Вуд. Но номера нет в телефонном справочнике, так что старик ее не найдет.
— Берил, — сказал Деннис, — Брюс не мог оказаться такой свиньей!
— Что это меняет, дорогой? — беспечно откликнулась Берил. — Несомненно, существует какое-то объяснение. Но кого это заботит?
— Более того, — настаивал Деннис. — Во всем этом есть что-то чертовски странное.
— Безусловно! — подхватил командор Ренуик, молчавший так долго, что о нем забыли. — Прежде всего, не кажется ли вам странным, что Брюс разъезжал в этой машине, когда полиция разыскивала его, и тем не менее никто из бобби его не обнаружил? Выглядит так, будто полиция намеренно пытается…
На сломанном столике у камина пронзительно зазвонил телефон.
Командор Ренуик подошел и снял трубку, которую через несколько секунд опустил на рычаг.
— Сэр Генри Мерривейл внизу, в курительной, — сообщил он им. — Он хочет видеть вас обоих. Это очень важно.
— Г. М.! — воскликнула Берил, словно перед ней блеснул луч надежды.
Их уход из комнаты был спешным и не слишком вежливым, но Ренуик, похоже, не обратил на это внимания. Он стоял, погруженный в раздумье, положив руку на телефонный аппарат.
Деннис впервые оказался в курительной. Как и салон, при дневном свете она выглядела обшарпанной — на столиках, плетеных стульях с яркими кретоновыми подушками, доске для метания дротиков, бильярдном столе и обожженном сигаретами рояле лежала печать ветхости.
С первого взгляда комната казалась пустой, так как двое людей, находившихся в ней, сидели в глубокой нише восточной стены. Высокие окна, пропускавшие мало света, выходили на террасу и берег моря. Брызги прибоя осыпали террасу.
В нише сидели сэр Генри Мерривейл и старший инспектор Мастерс. При первых же словах Г. М., которые он услышал, Деннис схватил Берил за руку и потянул к краю ниши, где они могли слышать разговор, не видя беседующих и оставаясь невидимыми для них.
— Совершенно ясно, — говорил Г. М., — почему Читтеринг напился вчера вечером, не так ли?