Мои посмертные приключения
Шрифт:
Потом мы решили выпить кофе и присели за столик уличного кафе. Лопоухий взял для меня двойной эспрессо и большую кружку простого кофе с молоком и сахаром для себя.
Наконец, когда кофе был выпит, он не выдержал:
— Так о чем ты думаешь? Намечаешь маршрут нового путешествия?
— Глупости! Я думаю вот о чем. Ты помнишь душеедов в лагере и в сером городе?
— Еще бы! Конечно, помню.
— А ты помнишь, что у них там была своя иерархия?
— Да. Одни были мелкие, превратившиеся в душеедов из особо
— Не о них речь! Я теперь знаю, кто был над ними главный, кто хозяин над всеми этими краями: пустыней, озером Отчаяния, лагерем и серым городом…
— Но ведь не над этим же городом, правда? — с жалкой надеждой спросил он, уже зная ответ.
— И над этим городом тоже, — беспощадно ответила я.
— Какой ужас!
— Да, но не в этом дело. А дело в том, что должна быть и другая сторона мира, а над ней — другой хозяин. Послушай: существует Зло и хозяин над ним. Но мы с тобой все время чувствуем, что нам оно враждебно, что мы не хотим жить под властью Зла. Так?
— Положим, что так.
— И нам совершенно ясно, что кроме зла существует и Добро. Так?
— Только его очень мало.
— Сейчас не это важно. Слушай меня. Если Зло подвластно тому, кого ты только что нечаянно назвал, а это то же самое существо, чье изображение я сожгла, то мы с тобой знаем, что это страшная сила.
— Лучше об этом не думать!
— Надо думать, Лопоухий, надо! Так вот, что из этого следует? Если есть Зло и его творец, и если есть Добро, — то и у Добра должен быть еще более могучий властелин!
— Почему?
— Да потому, что даже здесь, где явно царит Зло, мы с тобой, два дурачка, стремимся к любви и добру. Понятно?
— Не очень, но все равно здорово. Ты такая умная!
— Оставь это. Теперь надо думать, как найти Того, Кто правит Добром! Если бы только вспомнить, кто Он и как Его зовут? Тогда мы были бы спасены.
— Ну и как это узнать?
— Не знаю. Попробуем расспрашивать людей в городе: вдруг кому-то это известно?
Мы наскоро составили план действий и отправились в город. Мы бродили по улицам и паркам, подходя к разным людям и задавая им одни и те же вопросы:
— Мы проводим социологический опрос жителей нашего города. Скажите, вам здесь нравится? Вы не скучаете? Вы хотели бы уехать отсюда?
Падкие на внимание к своей персоне горожане с удовольствием подвергались тестированию. Большинство людей жизнь в городе полностью удовлетворяла, но некоторые жаловались на скуку. Только один молодой человек сказал нечто обнадеживающее:
— Я слышал, что есть другие места, где люди не так равнодушны друг к другу. Но где это, я не знаю.
— А вы хотели бы узнать?
— Зачем? Я привык здесь жить, у меня дом, машина и много девушек. Нет, я не думаю переселяться, извините.
И он торопливо пошел прочь, явно заподозрив что-то неладное.
На вопрос, кто правит этим городом и довольны ли опрашиваемые этим правлением, почти все просто пожимали плечами или говорили, что их это не волнует. И только с одной женщиной нам удалось дойти почти до последних вопросов нашей «анкеты». Она была недовольна всем и всеми.
— И правительство наше тоже никуда не годится!
— А вы знаете что-нибудь о том, что в других местах существует иное правление?
— Да, знаю! И если бы там узнали, что здесь творится, то послали бы сюда войска ООН! Сбросили бы на этот проклятый город водородную бомбу!
Продолжать с ней разговор не имело смысла. В своих бесполезных хождениях мы дошли до улицы, где находился мой пансион.
— Давай зайдем и спросим, нет ли для меня почты.
— А ты ждешь от кого-нибудь письма? Ты мне ничего об этом не говорила.
— Нет, ничего определенного я не жду.
Просто у меня смутное чувство, что в один прекрасный день я могу получить по почте какое-то важное послание.
Мы зашли в фойе. Увидев меня, портье заулыбался:
— Мадам, наконец-то! Для вас есть пакет. Получите, пожалуйста.
Обомлев, я приняла из его рук небольшую посылку. Мы вышли из пансиона и присели на уличной скамье. Я с трепетом развернула оберточную бумагу. В ней оказалась деревянная шкатулка, перевязанная бечевкой.
Развязав бечевку и открыв шкатулку, я увидела небольшой круглый белый хлебец. Он состоял как бы из двух кружков, и на верхнем было выдавлено изображение Женщины с Ребенком.
— Ты знаешь, кто это? — шепотом спросила я Лопоухого.
— Нет. А ты?
— Я знаю. Эта Женщина — Богородица, а это — Ее Сын.
— Как Их зовут?
— Не помню. Но думаю, что не это главное. Мы должны Их позвать на помощь.
— Как, прямо здесь, на улице?! Нас заберут в полицию за нарушение общественного порядка.
— Ты прав, — сказала я и решительно встала, закрыв шкатулку. — Идем, я знаю, что надо делать!
— Ясно, опять куда-то двигать. Ну что ж, идем… Но это в последний раз!
— Надеюсь, что так и будет.
— И куда же мы пойдем?
— Давай пойдем вдоль моря и попробуем выйти из города.
Это оказалось проще сказать, чем сделать. Мы двинулись в тот конец бухты, где городской пляж переходил в дикий, и до самого горизонта тянулась полоса голого песка. Мы взяли с собой только по бутылке минеральной воды из пляжного киоска и мою шкатулку.
Сначала было просто трудновато идти по песку: он был очень мелкий, и ноги в нем утопали по самую щиколотку. Мы прошли последний пляж и двинулись дальше. Погони за нами не было. Несколько раз мы присаживались и пили воду, но идти становилось все тяжелее и тяжелее. Пройдя километра два по раскаленному песку, мы поняли, что попали в беду.