Мои прославленные братья
Шрифт:
– Друзья царя царей?
– Да, - сказал левит, - друзья царя царей.
– Великолепно! Там, за толстыми стенами, они в безопасности: десять тысяч наемников защищают их от ярости неблаговоспитанного народа. И там же первосвященник Менелай ?
– Да, да.
– Так передай Менелаю, что Мататьягу бен Иоханан бен Шимъон из Модиина был здесь и любовался великолепием цивилизации; и скажи ему, что я привел сюда пятерых моих сыновей. Скажи ему, что когда-нибудь мы еще вернемся сюда.
И мы двинулись обратно в Модиин.
Часть вторая
ЮНОША-МАККАВЕЙ
Если ты не еврей, а, как принято у нас говорить, один из нохри чужеземец, то как объяснить
Это старое-старое слово на языке народа, который так благоговейно относится к словам.
Мы - народ Книги, народ Слова и народ Закона. А в самом законе написано: "Не должен ты иметь раба и держать его в невежестве".
В мире очень немногие умеют читать и писать, а у нас даже простой водонос читает и пишет; слово для нас - это нечто, к чему не следует относиться пренебрежительно или бездумно.
"Маккавей" - это старое-престарое слово, странное слово; и при этом перечтите хоть все пять книг Моисеевых и остальные творения древних времен, вы не отыщите в них слова "Маккавей". Оно нигде не записано.
Такова суть этого слова: оно - не титул, который может себе присвоить человек, оно, как дар, которым награждает только народ.
Во времена моего отца, и во времена его отца, и во времена его деда не было на нашей земле ни одного человека, которого бы нарекли Маккавеем. Но потолкуйте с учеными стариками о Гидеоне, и они назовут его не по имени Гидеон бен Иоав, но почтительно и смиренно они будут называть его Маккавеем. Но много ли было таких, как Гидеон? Маккавеем не называют ни Давида, ни даже Моисея, который встречался лицом к лицу с Богом, но так называют Иехезкию бен Ахаза и еще, может быть, об одном или двух говорят: "Это были Маккавеи".
Это не такое слово, как, скажем, слова "мелех", (Мелех - царь.) или "адон", или даже "рабби", что означает "мой господин", но в странном и особо уважительном смысле, который нелегко объяснить. Маккавей - никому не господин, ему никто не слуга и не раб. Редко-редко, единожды за много поколений среди людей рождается человек, который - из них, и с ними, и живет ради них; и такого вот человека люди зовут Маккавеем, ибо любят его. Одни говорят, что сперва это слово звучало "макевет", что означает "молот", а другие утверждают, что некогда это слово означало "уничтожить", ибо тот, кто носил имя Маккавей, уничтожал врагов своего народа. Но я знаю только, что слово это несхоже ни с одним словом нашего языка, - это почетное звание, которого удостоились очень немногие, - и я знаю очень немногих, кто достоин был бы носить это имя.
Рабби Рагеш сказал, что есть лишь один такой человек - и его-то он и нарек Маккавеем.
Мы вернулись из Иерусалима в Модиин, отгороженный от мира крутыми горными склонами, окружающими нашу долину. В горах любая долина - это оазис, где не слышно стонов тех, кто страдает; где время неспешно ползет, измеряемое рассветами и закатами, пятью урожаями, снимаемыми в год, вызреванием злаков и жатвами, уборочными днями, когда мы сеем хлеб и сажаем рассаду и когда мы убираем плоды. И все-таки что-то здесь изменилось, и каждый день был последним днем.
Как-то раз я вернулся с поля с мотыгой в руке, покрытый грязью и потом, босой, в закатанных до колен штанах. Я увидел, что адон вынимает меч из кувшина с оливковым маслом. Иегуда стоял у окна, одетый по-дорожному, как одеваются для трудного путешествия по холмам: в тяжелых, грубых сандалиях, в широком полосатом плаще,
– Вот, - сказал он, вручая все это Иегуде.
– И еще раз прошу тебя: позволь мне пойти с тобой.
– Нет!
– отрезал Иегуда. Адон вытирал меч.
– Меч будет мешать тебе идти, сын мой, - сказал адон, - ты же не привык носить меч.
– Многому еще мне придется научиться, - ответил Иегуда.
– Меч - это, наверно, не самое трудное. Принеси мне ножны, - обратился он к Эльазару.
– Куда ты идешь?
– спросил я.
– Не знаю.
– Куда он идет?
– спросил я отца. Старик покачал головой. Иегуда снял тетиву, смотал ее в клубок и положил в сумку.
Короткий лук и стрелы он спрятал под плащом.
– Отвечай!
– сказал я сердито.
– Я спросил, куда ты идешь.
– Я уже сказал, что не знаю.
– Кто же знает?
– Я иду в горы, - сказал Иегуда, помедлив.
– Пройду по деревням. Потолкую с людьми и узнаю, что у них на уме.
– Зачем тебе это?
– Чтобы понять, чего от них можно ждать.
– И чего же, по-твоему, от них можно ждать?
– Не знаю. Поэтому-то я и иду.
Я сел на лавку у стола. Эльазар вернулся с ножнами, Иегуда взял, вложил в них меч и приладил под плащом. Он действовал как бы машинально, почти бессознательно, и это меня раздражало, и в то же время я не мог не восхищаться его величественным видом - ловко стянутым плащом, силой его плотного, крепко сбитого тела, его горделивой осанкой, его коротко стриженной каштановой бородкой и длинными волосами, ниспадавшими до плеч из-под круглой шапочки. Я наблюдал за ним и думал о том, что же он все-таки решил делать. А в это время вошел Ионатан вместе с Рут. Иегуда и Рут вместе вышли через заднюю дверь и вскоре вернулись.
– Я иду с тобой, - сказал я наконец.
– Я хочу пойти один, - ответил Иегуда. Спорить с ним было бесполезно и невозможно: в нем было что-то, что сразу без споров отметало все возражения. Вошел Иоханан. Теперь мы все были вместе. Иегуда поцеловал всех и сделал мне знак выйти с ним вместе из дому.
Когда мы вышли, он несколько мгновений смотрел на меня, а затем обнял. Как всегда бывало в таких случаях, от моей горечи и досады не осталось и следа.
– Будь настороже, - сказал мне Иегуда.
– - Настороже? Чего ты опасаешься?
– Не знаю, Шимъон... Не знаю... Я стараюсь что-то увидеть во тьме. Береги их.
Дни тянулись, и каждый следующий день был хуже предыдущего - не намного, но хуже. В небольшой деревушке Гумад, всего лишь в часе ходьбы от Модиина, наемники Апелла вырезали всю семью за то, что за стропилами в их доме нашли три стрелы.
Главу семьи Вениамина бен Халева распяли. Это было у нас новостью, перенятой Антиохом, царем царей, на западе. Вениамин бен Халев был прибит гвоздями к двери своего дома и провисел так весь день, а наемники слонялись вокруг, прислушиваясь к его стонами, и довольно ухмылялись. Затем, через день или два, в Зоре - деревушке к югу от нас - изнасиловали трех девушек; житель деревни, который попытался вступиться за них, был убит. В Галилее, в Самарии, в Финикии, где евреи жили в городах среди неевреев, было еще хуже, и рассказы, один другого ужаснее, о том, что творилось в тех краях, все чаще доходили до нас в Иудею.