Мои Снежные монстры
Шрифт:
– Кто-то совсем засыпает, - в голосе Тони легкая грусть вперемешку с усмешкой.
– Угу.
– Тогда будем спать. Раздену тебя.
– Зачем?
– А ты в одежде спать собралась?
– Я сама разденусь.
– С удовольствием посмотрю на стриптиз.
Отворачиваюсь и стягиваю толстовку через голову. Покрываюсь мурашками, в комнате довольно прохладно. Ныряю под одеяло и там уже избавляюсь от штанов.
У меня хватает сил на ответную насмешливость:
– Ну как? Впечатлен?
– Весьма. Но надо еще оттачивать мастерство. После полнолуния
– Если только ты сам ее сыграешь.
– Идет, - легко соглашается он.
– Для тебя еще и спою.
Эта легкая перепалка немного сбивает сонливость.
Антон чем-то шуршит в углу, щелкает. А, он включает гирлянду. Заворожено смотрю на праздничные огоньки. Гирлянда на елочке то медленно затухает, то загорается желто-оранжевым светом. Из беспробудного мрака в теплое манящее будущее. В ритме неспешной пульсации.
Красиво. Немного волшебно. Все-таки поразительно, как мелкие радости и незначительные детали, способны преображать восприятие.
Я прошу у раздевающегося Тони:
– Одолжи мне футболку.
– Зачем?
– Не привыкла спать без одежды.
– Ну так привыкай, надо же когда-то начинать.
Я хочу возразить, но в одно мгновение он оказывается рядом, под одеялом. И прижимается ко мне. Правый бок опаляет жаром его тела. Обнаженного, как и у меня. Пытаюсь отодвинуться, но получается плохо. Он держит.
– Слушай, ты же… ну, волк, тебе не холодно. Давай я буду спать под одеялом, а ты без? А то мне как-то неловко.
Он фыркает, притягивает к себе еще крепче:
– А может мне на коврике у двери лечь? С Яром тебе было ловко, а со мной, значит, нет?
Я прикусываю губу, действительно же…
Он трется носом о мою шею, вдыхает:
– На тебе его запах. Я хочу, чтобы был мой. Смотри, милашка, я ведь ревную.
В бархатном тембре голоса появляются острые нотки. За шутливой интонацией прячет серьезность. В меня передаются отголоски его чувств. Инстинкты его зверя, Альфы, быть первым. Во всем. А он будет второй. Это не ревность, это боль проигравшего. И слепая жажда зверя быть первым в чем-то другом…
Ох ё…
И как теперь спать?
Одним движением Тони разворачивает меня к себе так, что наши губы соприкасаются. К моему животу прижимается напряженный горячий член. Тони обхватывает за талию, устремляется по бедрам вниз, касается округлости ягодиц, мнет их, поглаживает кожу.
Я упираюсь руками в жесткую грудь, перехожу на шепот:
– Подожди…
– А я и не тороплюсь, - он целует меня в уголок рта.
Тихонько. Ласково. Нежно.
Языком ведет по нижней губе. Втягивает в себя. Прикусывает. Облизывает. С напором проталкивает язык в рот, я отвечаю, вцепляюсь ему в волосы, притягиваю голову к себе. Его поцелуи – это бездна ненасытности и дикой необузданности. Сладкий яд, что отравляет, делает слабой, парализует.
Я задыхаюсь. В груди нарастает трепыхание и очень быстро захватывает все клеточки тела, концентрируясь внизу живота. Туда, между ног, уже бесстыдно проникли длинные, тонкие пальцы Тони скользят по набухшему клитору круговыми движениями.
– Ан… тон… Я хотела…
– Да-да, я слушаю, говори. Или тебе что-то мешает?
– Насчет Агаты…
Губы Тони уже у груди. Он влажно целует затвердевшую бусинку соска. Я плавлюсь под жаром дыхания, извиваюсь, выгибаюсь дугой.
Блин, я же хотела быть выше этого, не поддаваться, не улетать… Стискиваю зубы, пытаюсь думать о другом.
– У меня есть идея… Послушай...
Один палец проникает в меня, вырывая судорожный вдох, вышибая мысли, оставляя только расцветающее вулканом желание.
– Какая ты влажная, малышка… Я слушаю, продолжай.
Вводит второй палец, двигает ими.
– И узенькая…
Чертов волк, как же заводит… Я правда уже не в себе, крупная дрожь сотрясает тело, свожу ноги вместе, стараюсь вытолкнуть пальцы. Усилие не остается незамеченным, Тони сам убирает руку. Перевожу дыхание, глубокий вдох… И резкий выдох, когда Антон переворачивает меня на живот, а сам устраивается сзади, разводит мне ноги чуть шире…
Палец Тони снова скользит по лону, снизу вверх, подбираясь к запретному месту.
– Клуб, Антон, я пойду с Агатой в клуб!
– выпаливаю, пока снова не потеряла нить мыслей, - Никого из ваших туда больше не пустят, верно? А ее можно оформить, и она боевая, мы потом тоже ей…
– Ты спятила, Ника?
Уже не милашка?
Он приподнимает меня за бедра, ставит на колени. Рвусь, силюсь развернуться и продолжить говорить, но он сердито рычит:
– Даже не думай об этом.
Палец упирается в сжатое колечко попки, надавливает. Рвусь грудью вниз, пытаюсь вырваться. И замираю, когда он жаром дыхания опаляет кожу у поясницы, опускаясь губами все ниже. Больше не сопротивляюсь: не могу, да и не хочу. Хочу большего. Может, с ним получится…
А поговорим утром, и с Яром тоже. Я придумаю, как подать мысль правильно.
Все внутри пульсирует и бушует, требуя долгожданной разрядки.
– Чтоб я больше не слышал о подобном, ясно тебе?
– Неясно. Яр сказал – разговор завтра. Кто не рискует, тот…
Всё, я больше не могу говорить, слова сдыхают, превращаются в елочную мишуру. Тони, куснув меня за попу, приникает ртом к промежности, исследует языком, то яростно — глубоко, то до одурения медленно.
Страсть разгорается, захватывает каждый атом сознания, я стартую в пучину огня. Где же финиш…
Вцепляюсь в подушку, вжимаюсь лицом, пряча влажные стоны и всхлипы… Теряю счет времени.
На мгновение выныриваю в реальность, когда член, раздвигая губки, упирается в киску. А когда он толкается внутрь, я вскрикиваю, больше не сдерживаюсь. Пружина возбуждения сворачивается в тугую спираль, но все никак не рванет.
Тони вбивается глубже, быстрей, будто хочет выбить из меня глупые мысли, сжимает за ягодицы, пальцем поглаживает верхнюю дырочку, поддразнивает.
Эти касания заставляют меня сжаться сильней и задрожать, отчего уже из мужчины вырывается низкий рык наслаждения. Но сжимание не помогает уберечься от проникновения. Совсем чуть-чуть. Ох, нет… Это же так запретно, так остро, так… хорошо?