Мои сводные монстры
Шрифт:
– Зачем ты врешь?
– Алиса, - он останавливается. Перебирает брелок в пальцах, оглядывается на светящиеся окна дома.
– Нашей семье шанса ты не оставляешь. Хотя бы мне его дай. Ты зря сомневаешься. Что я чего-то не могу. Если просишь - я сделаю.
Закусываю губу.
Их фамилия на весь город известна, и связей у них, как паутины у старательного паучка, везде и много, это я всего лишь студентка, которую можно и на порог не пустить.
А он другой.
И, может быть, правду сейчас говорит.
– Ладно, поехали, - решаюсь.
Он снова
И мы идем к машине.
Глава 43
Чем ближе подъезжаем к дому - тем сильнее начинаю волноваться. Мну в кулаке край кофточки и кошусь на Ника.
А он спокоен, расслабленно рулит по поселковой дороге и чуть качает головой в такт музыке.
Я до конца так и не поверила, что он, правда, кого-то выгонит, готова была снова разочароваться в нем, это уже для меня привычно. Но вот он сворачивает у стоянки такси, где выловил меня, когда я разбила его Роллс Ройс, и я тревожно привстаю в кресле.
– Ты, правда, ко мне домой едешь?
– Я же сказал, - он убавляет радио и поворачивается на меня.
– Что? Думаешь, много вру и не веришь теперь?
– Думаю, да.
– Зря, - он сворачивает на ухабистую дорогу, вдоль которой по левую сторону стеной стоят деревья, смотрит на то место, где я неделю назад его машину бросила и негромко усмехается.
– Я говорил, что я влюбчивый? Все люди искусства такие, - рассуждает он себе так, будто великий художник или музыкант, а не адульт-фильмы снимает, - вот, я и люблю все красивое, а ты очень красивая, Алиса. Но дело не только во внешности. Есть и другое. Когда находишься рядом с человеком и получаешь от этого удовльствие, и приятное этому человеку сделать хочешь - как это называется? Я не знаю. Но мне нравится. Потому, что со мной такое редко.
– И поэтому ты мной воспользовался, когда я была хмельна, - заканчиваю.
– Наверное, да, - он останавливается перед моим домом.
– Я капризный. Есть такой недостаток. И если чего-то хочется - я сначала возьму, а уже потом подумаю. Сейчас я думаю. Как вернуть твое доверие. Шанс ведь есть у меня?
Он глушит двигатель. И достает из кармана джинсов телефон.
Смотрю на дом.
В окнах уже свет горит, и я помню ту женщину, которая меня на порог не пустила, она стояла и в шаль куталась и раздраженно объясняла, что в моей комнате уже живет ее дочь.
Мне было обидно и неприятно, но это к папе относилось, он не предупредил и сдал дом, а эти люди не виноваты.
– Привет, это Рождественский, - говорит в трубку Ник, и я поворачиваюсь на него. Он кладет руку на открытое окно и бросает краткий взгляд за забор, - можешь ребят своих мне прислать? Адрес скину в сообщении. Нет, там ничего, просто людей выселить. Договор на аренду есть, но…
– Подожди, - дергаю его за руку, лишь теперь понимаю, что всякие шутки закончились и пугаюсь, - не надо, подожди.
– Да, - говорит в телефон Ник и смотрит на меня.
– Да, конечно, сочтемся. Жди адрес.
Он сбрасывает вызов.
Тут же открывает сообщения.
– Ник, - заглядываю в экран,
– Ты же хочешь доказательств - вот они. Я серьезно. Все, что скажешь - сделаю.
– Куда люди на ночь пойдут?
– в раздражении отбрасываю за спину хвост, когда вижу, что он отправляет сообщение.
– В гостинице перекантуются, не умрут, - он кидает телефон на панель.
– Сколько их там? Оплачу два номера.
– Кого ты сюда вызвал?
– Ребят. Которые деликатно объяснят, что пора с вещами на выход.
Откидываюсь в кресле.
Он садится вполоборота, рассматривает меня, ладонью опирается на панель и слегка наклоняет голову на бок.
– Чем ты недовольна?
– Я же тебе сказала - не надо. Я передумала.
– Ты просто струсила, - он наклоняется ко мне, - забеспокоилась о чужих для тебя людях..
– Которые не виноваты.
– Так жизнь несправедлива, - он жмет плечом.
– Можно верить, что каждому по делам его воздатся. А можно не верить. И ничего не изменится. В древности из-за женщин города-крепости разрушали и войны развязывали, убивали. И все оправдывалось любовью. Тут же, заметь, людей не тронут, а с комфортом перевезут в гостиницу.
– Не было никаких войн ради женщин, это просто поэмы, для красоты.
– Ну так. Я и люблю красоту. Я же сказал.
Он склоняется еще ниже, наши лица на одном уровне, между нами несколько сантиметров. Его глаза горят азартным огнем, и сейчас я невольно любуюсь, что он такой - чуточку безумный, отчаянный, рискованный, ошибиться не боится, и ошибается, и ни о чем не жалеет, живет так, словно помнит, что завтра ему на голову может кирпич упасть, и все кончится.
– Что ты делаешь, - мой голос срывается на писк, когда он придвигается еще, расстояние между нами смазывает.
– А чего тебе хочется?
– в его голосе волнительная хрипотца, и я уже не соображаю, это он волнуется, или, наоборот, это очень волнует меня.
Ладонью он опирается на стекло.
И тут же с той стороны, с улицы, по окну кто-то шлепает.
Вместе вздрагиваем и поворачиваемся.
И в темноте вечера различаю склонившегося к нашему окну Виктора.
Отталкиваю от себя Ника и приглаживаю волосы, кожей чувствую темный взгляд Виктора, что сверлит меня. В окно снова стучат, и Ник, поморщившись, чуть опускает стекло.
– Чего тебе?
– спрашивает, перегнувшись через меня.
– Ты следил за мной, что ли?
– Выходи, - требует Виктор и выпрямляется. Обходт машину и останавливается впереди, в круге света от фар.
Ник чертыхается и сдвигается на свое сиденье.
– Посиди секунду, я быстро, - просит и выбирается на улицу. Хлопает дверью. Окно осталось открыто, поэтому я слышу его недовольный вопрос, с которым он подходит к брату.
– Тебя Тина не потеряет?
– Это не твое дело, Николас, - Виктор оступает, оглядывает его с ног до головы, - зачем сюда приехали?