Мои сводные монстры
Шрифт:
– А я думала, ты меня завтра отвезешь на базу, - Вика убирает телефон в карман и бьет ладонью по ароматизированному бочонку, что болтается под зеркалом, - ты точно не поедешь с нами?
– Неа.
– Ну и зря.
– Неа.
– Другие слова знаешь?
– Неа.
Снова улыбаюсь.
Завтра суббота, и одногрупники сговорились прогулять пары, чтобы с самого утра рвануть за город, на базу, и зависнуть там на все выходные.
Я на пары тоже не пойду, но у меня есть уважительная причина - мы со щенятами будем
В предвкушении облизываюсь и паркуюсь напротив сауны.
Вместе с Викой принимаем смену, переодеваемся, у администратора берем заказы. Вика первой уходит вклалывать, я задерживаюсь у стойки, чтобы пошептаться.
У нашей админшы тоже есть собака - красавец мастиф. Он еще молодой, ему два года всего, но уже такой здоровый, что жуть берет, видела фотки - такой избалованный король, глаз не оторвать.
– Раньше ювелиры для огранки драгоценных камней помещали их в желудок собаки, - рассказываю шепотом интересный факт, - сначала камень прятали в кусок мяса, и давали его собаке вместе с костями, а потом осколки костей шлифовали камень в желудке, и…
– Алисочка, давай попозже, - перебивает она меня и озабоченно сводит брови, глядя в экран компьютера, - беги быстрее в большой зал, там гость ждет.
– Один?
– перегибаюсь через стойку и подхватываю магнитный бейджик. Цепляю его на блузку.
– Один, и ему скучно. Специально сегодня звонил, уточнял, чья будет смена ночью.
– А ты сказала, что моя?
– Да. Давай, дуй в бар за “Джек Дэниэлс”, и живо к нему. Посиди там, поболтай.
Шагаю к бару и смотрю на свои пальцы. На безымянном поблескивает колечко. Я в коробочку, оставленную Ником, заглянула, не сдержалась.
А когда примерила подарок - снять уже не смогла, Ник и с размером угадал, и с формой - тонкий золотой ободок, и в центре складывается в сердечко, а в сердечке камушек.
Да.
Прелесть.
И мне, в отличие от Вики, ни разу не дарили подарки мужчины.
Но там, в зале, необязательно Ник меня ждет. Есть несколько постоянных гостей, которые в сауну приезжают не в шумной компании, а поодиночке, и вот им-то как раз и требуются свободные уши.
И я всегда слушаю.
Это, своего рода, терапия такая.
Забираю виски в баре и подхожу к залу, негромко стучу и смело шагаю внутрь. А сердце в груди переворачивается, словно я на турнике вниз головой качаюсь, и как гимнастка, кульбиты выписываю.
Это необязательно Ник, он сказал, что будет ждать, и я не позвонила, уже месяц прошел, я хочу, но боюсь, что все испорчу, или что он передумал, ведь он непостоянный, может быть, ему не хватило терпения.
– Добрый вечер, - здороваюсь и оглядываюсь.
В зале пусто.
На столе стоит бутылка, как у меня, но почти пустая, в блюдце нарезанный лимон, утыканный цветными шпажками - он нетронутый.
На кожаном диване свалена мужская одежда - белая
А по полу гуляет сквозняк. Воздух холодный, словно все окна настежь стоят, здесь будто не сауна, а морозильная камера.
Ежусь и шагаю по залу, мимо бассейна и пустой парной, комнаты распахнуты, везде горит свет, негромко играет музыка. Никого нет.
За парной дверь, она ведет на задний двор - там гости, я их моржами называю, в снег ныряют, после того, как вениками себя отшлепают в парилке до красноты.
Дверь открыта, в темноте вечера виднеется белая полоса снега. Приближаюсь, и кончик носа замерзает тут же, мелко дрожу.
– Добрый вечер, - повторяю и выхожу на улицу.
И вижу его.
Высокий, крупный, голый, из одежды лишь черные боксеры, он стоит босиком на снегу, в руках держит снег, смотрит куда-то на серый железный забор и лепит снежок.
И мышцы на широкой спине перекатываются, когда он замахивается. И снежок летит в забор.
С негромким шлепком снег рассыпается, я завороженно смотрю на оставшееся белое пятно.
Арон поворачивается.
Его взглядом словно обожгло щеки, на морозе становится жарко, перевожу глаза на него.
Он, не говоря ни слова, протягивает руку. И медленно забирает у меня бутылку, которую я прижимала к груди.
Со скрипом свинчивает крышку. Делает глоток виски.
– Хорошо, - оценивает этим своим невозможным тягучим голосом, а я будто в проклятый клей наступила, приросла к месту.
Жадно разглядываю его - красивого и пьяного, на языке куча разных слов вертится, а сказать ничего не могу.
Я скучала, по его фамилии. Оказалось, надо было мало совсем, чтобы их несвятая троица прочно засела в памяти, я уже два месяца их выцарапать оттуда стараюсь, и без толку.
От воспоминаний не лечатся, к сожалению.
Арот молчит, смотрит на звезды. Стою рядом и тоже поднимаю к небу глаза.
– Дед слёг, - говорит он вдруг, глотнув из бутылки, и я поворчиваюсь. Он царапает ногтем черную, подсвеченную фонарем этикетку. Говорит.
– Сразу, как отец твой женился - так он и слёг. Согласия не дал на свадьбу. Николас наплевал на всех, и уехал, дед запретил ему, - Арон усмехается, - на пороге появляться. Мама взяла и замуж вышла. Из-за этого тоже. Не выдержала. Что младшего сына от дома отлучили. Ничего интересного у нас. У тебя что?
– За щенками еду завтра, - машинально делюсь сокровенным и переступаю с ноги на ногу. Поправляю волосы, ветер швыряет их в лицо вместе с охапками снежинок.
– Возьму двух щенков. Им полтора месяца. Они черные. На ушках шерстка коричневым отливает. А на груди белые пятнышки.
Арон провожает взглядом мои пальцы. Отпивает виски.
– Когда свадьба?
– Я не согласилась.
– Почему?
Теряюсь с ответом.
Так быстро прыгнули с темы на тему, а я, как на допросе ответила, не задумываясь.