Мои воспоминания. Брусиловский прорыв
Шрифт:
Он говорил, что приехал по поручению Кирилла Владимировича и разослал много прокламаций или, скорее, манифестов его. Помню, что я ему определенно сказал, что Кирилл – это не то, что нам нужно теперь в России, и что если говорить о монархии, то, кроме Николая Николаевича, я ни за кем бы своею волею, охотно, не пошел. Но если бы случилось такое, по-моему, чудо, что Кириллу удалось бы прогнать наших захватчиков, то, конечно, я бы счел своим долгом быть полезным русскому делу под какой угодно фирмой.
Свистунов еще раз или два заходил ко мне, и мои близкие все очень волновались за него и просили его уезжать. Он обещал прислать открытку, когда переедет
В 1924 году я очень болел. Мне дали, наконец, отставку и назначили пенсию. Волокита была ужасная, опубликовали о назначении пенсии в 30 червонцев в марте, а начали выдавать, кажется, в июне или июле. Одновременно дали отставку и назначили такую же пенсию Павлу Павловичу Лебедеву. Это человек, который действительно работал много, будучи несколько лет начальником штаба Красной армии, и, в сущности, создал все дело и поставил на рельсы весь механизм ее.
Это чрезвычайно умный человек, и, собственно говоря, работал он, а главнокомандующий Каменев, как очень недалекий человек, был пешкой в его руках. Насколько оба они были корыстны, как говорили, этого я не знаю. Для того чтобы решиться уволить от дел такого человека, как Лебедев, нужны были серьезные причины [169] . Одновременно с ним был уволен, а затем арестован его правая рука Георгий Николаевич Хвощинский.
Должен сказать, что это исключительно энергичный и добрый человек, много помогавший «бывшим людям». По поводу их увольнения рассказывали, будто бы за их поручительством был устроен какой-то гродненский гусар, который оказался шпионом белых. Вообще, должен сказать, что так называемая «белогвардейская» пресса за границей много вредила своей болтовней тем, кто оставался в России.
169
Впоследствии П. П. Лебедев был вновь призван на службу и назначен на Украину. (Примеч. авт.)
Постоянно арестовывались люди по ее намекам, а иногда и прямым указаниям. Одновременно с этими арестами и сокращениями много говорили о каких-то секретах, выданных за границу. Это повторялось периодически, арестовывалось множество людей, иногда без всяких видимых оснований.
В один из таких разов похватали целыми группами в Петрограде и в Москве бывших преображенцев, между ними знаю, что свиты его величества генерала Гадона, князя Ширинского-Шихматова и Штера сослали, а бедный старик Навроцкий так и умер в тюрьме. С Ширинским-Шихматовым мы встречались часто до этого, то в церкви Левшинской, где он был усердным псаломщиком, то с тачкой на улице, перевозившим какие-то тяжести.
В последнее время я как-то услышал от княгини Натальи Петровны Оболенской, что ему посылают посылки, что он пишет очень бодрые и интересные письма, просит денег ему не посылать, так как там они не нужны, а блестящие пуговицы, бусы, битые зеркала очень нужны, так как идут в обмен на рыбий жир и съестные продукты с местными жителями, чуть ли не дикарями.
В то же время, как расформировали инспекцию кавалерии, расформировали также несколько военных учреждений и школ. Сократили, «вычистили» множество народу, все бывших офицеров и генералов. Всюду их заменяли неучами «краскомами». (Красный командир. Крас-ком – это кавалер, который грамоте выучился, превзошел все
В штабе никого из прежних не осталось, а представителей от ГПУ значительно прибавилось.
Во всей Москве стон стоял и царило отчаяние, так как не только в военном ведомстве, но и во всех решительно учреждениях выгоняли на мостовую, на полный голод множество людей. Эти сокращения штатов назывались «чисткою», так как считалось, что партия очищалась от буржуев и вообще бывших людей. Но так как все новые люди были полные неучи или юркие жидочки, то всюду царил беспорядок и застой в делах.
Объясняли всю эту катавасию тем, что у правительства не хватает средств содержать всех служащих и одновременно вести всемирную пропаганду. Русские народные богатства и деньги уплывали по карманам коминтернов, а давать жалованье самим русским не хватало средств. Я слышал о случае, когда две старые венгерские коммунистки были присланы в одно из учреждений. Им дали сразу места и большое содержание.
Они языка русского не знали. Да еще других служащих заставляли учить их русскому языку даром, в порядке служебной дисциплины. Эти дамы приходили с портфелями, сидели и молчали. Грязные, противные, все время чесались и скреблись. Когда служащие обратили на это внимание, то они объяснили:
– Мы много лет сидели в тюрьме и завшивели!..
И вот, русских, знающих, толковых людей, лишали мест, а заменяли их такою дрянью.
И много-много приходилось слышать возмутительных подробностей из современной обывательской жизни.
На улицах интеллигентных русских лиц почти не встречалось. Все евреи, китайцы, японцы, кавказцы, всевозможные заезжие с Востока и Запада коммунисты или аферисты.
Физиономия Москвы превратилась в какой-то калейдоскоп чуждых нам людей.
А москвичи или арестованы, или перебиты, или разъехались, или сосланы, или запуганные сидели по домам, вернее по своим углам и койкам. Если кто хотел их видеть, то нужно было идти в церкви, все они были переполнены молящимися.
С пенсиями тоже происходили странные вещи: то давали их, то переводили пенсионеров на социальное обеспечение, то совсем отнимали и ничего не давали. Черт знает, какая путаница, несправедливость, произвол царили всюду. Мне вначале удавалось выхлопатывать многим лицам пенсию, потом их отнимали и, когда я вновь начинал хлопотать, мне обещали, но не исполняли. Несколько раз я писал письма по поводу того или другого лица, мне просто не отвечали. Все это я пишу, чтобы подчеркнуть, насколько мне тяжело и противно было получать эти несчастные триста рублей в месяц, которые мне назначили «за особые заслуги». Это тоже было подчеркнуто, для радио вероятно!
Курьезная вещь и тут произошла: спустя некоторое время я получил бумагу, в которой мне сообщалось, что я в отставку все же не выпущен и остаюсь при РВС с кличкой «по особо важным поручениям». Никаких поручений мне не дают, никогда я там не бываю и решительно не понимаю, зачем это им понадобилось. Знаю только, что по декретам, сообразно с большой персональной пенсией, жилищное товарищество тянет с меня за мою бывшую гостиную, разделенную аркой (считается две комнаты), со всеми «коммунальными услугами»: электричество, вода, отопление, всякие налоги – до 150 рублей в месяц, мне с семьей остается только 150 рублей, а иногда и меньше. Кто-то даже сострил: