Моисей в Египте
Шрифт:
Вот люди бежали по колени в воде, вот уже по пояс, а до берега было еще далеко. Когда волны поднялись до плеч и лошади больше не могли идти по дну, а барахтались и бились в воде, Магрубет, не обращая внимания на вопли Ефрона, стал рубить постромки. Освободившись от груза, лошади поплыли к берегу. Держась за них, люди все вышли на берег.
Едва добравшись до суши, Ефрон рухнул на землю и горько зарыдал.
— Погибло все! Погибла вся моя жизнь! Зачем всю жизнь я собирал то, что боги одним разом отняли у меня?
Он катался по земле и рвал на себе одежды. Никто не обращал на него внимания. Все смотрели вдаль, в море, где далеко от берега, среди бушующей стихии, остались преследователи.
Некоторое время можно было видеть, как мелькают в волнах черные точки, но вскоре ничего уже нельзя было различить.
Через час на берег вышли три дрожащие от усталости лошади. Одна из них вынесла вцепившегося в гриву полумертвого хозяина с красной повязкой на голове. Магрубет, смеясь, поймал ее, а хозяину, не дав прийти в чувство, тут же отрубил голову.
— Так ты хотел сделать со мной, — приговаривал он, вытирая окровавленный меч об одежду неудачливого грабителя.
Лошадь оказалась прекрасным породистым скакуном, и это очень обрадовало Магрубета.
Ночевали на берегу, укрывшись от ветра за песчаными холмами, поросшими густым кустарником. Лошадей привязали неподалеку. Наскоро обсушившись, вповалку улеглись спать.
Среди ночи Магрубет проснулся по своему обыкновению. Ефрон храпел рядом, сморенный несчастьем — внезапно обрушившейся на него бедностью и тяжестями перехода через море, мало подходящими для его стариковского возраста… Масар, свернувшись и закутавшись с головой, спал в ногах. Магрубет заметил, что ветер стих. «Вот я и снова в Египте», — подумал он про себя с какой-то веселостью и от этой мысли безмятежно уснул.
Утром он проснулся от яркого солнца, светившего в глаза, и от громкого пения египетских птиц. Стояла прекрасная теплая погода. Было полное безветрие, означавшее взаимное согласие всего сущего в мире. Магрубет встал и пошел взглянуть на море.
Оно уходило вдаль совершенно гладкое и белое под лучами восходящего светила. На берегу одиноко стоял Ефрон и горестно всматривался в то место, где под лазурными водами лежали его богатства.
Магрубет, тихо подойдя к нему, так хлопнул его ладонью по плечу, что тот вздрогнул и вскрикнул от неожиданности.
— Не горюй, старина! — бодро сказал Магрубет. — У меня сегодня как-то легко на душе. Хотел я уже распрощаться с вами, но подумал, что надо бы тебе помочь вытащить из моря твою телегу с барахлом и с серебряными бляхами.
— О, великий вождь! Я всегда знал, что ты послан мне на счастье! — залебезил старикан.
Лицо его сразу порозовело, и морщины словно бы разбежались.
— Поднимай людей, выводи лошадей! Сейчас займемся вытаскиванием твоего богатства со дна моря, — сказал Магрубет.
— Великий вождь, половина там твоя… Я обещал…— забормотал радостный Ефрон.
Услышав слова Магрубета, он заранее уверовал в успех. День за днем росло его уважение к этому воину. Сейчас он преклонялся перед ним.
В юности Ефрон сам долгое время был высоким военачальником. С возрастом, с уходом в мирную жизнь, у него и непроизвольно выветрились, да и сам он постарался вытрясти из души представления о крепости обязательств, связывающих мужчин-воинов.
Лукавство женщин, подлость домашних рабов, расчетливый цинизм торговцев, витийства жрецов — все как будто совсем размочалило солдатскую душу старого хетта, приспособило ее для впитывания той отравы, что называется мудростью жизни.
Давно уж с усмешкой привык поглядывать Ефрон на поклонения разных людей разным богам. Куда более умными стали ему казаться рассуждения завзятого говорильщика — старика Еше Роила о том, что бог один и вездесущ.
Давно уж сам отвыкнув держать в руке меч и кинжал, он не полагался на телесную силу и на мужские клятвы в дружбе и верности. Давно уж мелким и суетным стал видеться ему человек.
Но, видимо, живуча, смолоду вживленная военная жилка. Как старого боевого коня взбадривает звук трубы, так старого Ефрона заставила восторженно встрепенуться беспощадная воля военного вождя.
Древние хеттские боги стихий в ответ на молитвы явили чудо спасения. Этому человеку в его уверенные руки они дали нити судеб и Ефрона, и его людей. Вот уже — долгожданный Египет…
Лучистым взглядом старческих бледно-голубых глаз глядел с надеждой морщинистый хетт на своего кумира. А тот стоял, гордо сложив руки на груди. Восставшие от сна люди уже ползли к нему по песку на коленях. За ними и Масар, как-то горбясь и приседая, приближался стороной.
Терпеливо выслушав мольбы о помощи вместе с благодарственными излияниями, Магрубет уяснил, что эти люди теперь хотят следовать за ним как за их новым хозяином, который возьмет их под свою руку и приведет к счастью. На Ефрона никто не смотрел. Что он теперь без своего богатства значил для них здесь в Египте? Да и что он представлял собой в сравнении с Магрубетом, стоя сейчас рядом с ним? Седой, согбенный, приземистый старик, высохший от долгой жизни, рядом с такой громадой мужской мощи, воли и власти!
— Что ж это! — сказал усмехаясь Магрубет. — Я вас живыми довел до Египта, я же вас здесь еще и содержи? Нет! У вас есть свой господин. Помогите ему, храните ему преданность, и он даст вам хорошую жизнь. — Помолчав и поглядев на притихших людей, он продолжал:— Теперь нужно доделывать дело! Будем доставать ваши богатства со дна моря!
— Господин! Господин! Вождь! Заступник перед богами! — восклицали люди. — Спаси! Помоги!
Все кланялись вождю вместе с Ефроном, наперебой восхваляли его. Даже Масар невнятно бормотал что-то, пряча взгляд в сторону. Никто, видно, не верил, что Ефрон может снова обресть свое богатство, но зато накануне все слышали слова Магрубета насчет того, что у него с собой не меньше богатств. К тому же вот он, настоящий распорядитель их судеб тут возвышается над ними вживе-въяве.
Магрубет понимал все. Низость жалких подчиненных мало удивляла его. Вот только роль Масара была непонятна. Ведь сейчас в Египте Масар — как рыба в воде. В первый же удобный момент он постарается увильнуть в сторону и избавиться как от своего двусмысленного опасного положения, так и от этой, ставшей ненужной, компании. «Не величайшая же любовь ко мне заставляет тебя здесь пресмыкаться», — подумал Магрубет, недобро глянув на смуглого сына ешероилова.
Магрубет не собирался облегчать Масару возможность ухода восвояси. Он вообще еще не решил, что с ним делать дальше. Но, как он и предчувствовал, обстоятельства вскоре резко прояснились сами.