Мол “Северный”
Шрифт:
Прошло много времени, Виктора не было — он утонул. Денис лег на спину и решил держаться на воде до последней возможности.
Он слышал рев самолета. Он догадался, что сброшена лодка. И он стал кричать своим гудящим басом, кричать спокойно, ритмично, словно не он ждал спасения, а сам давал о себе знать кому-то гибнущему.
— Ой, друже! Ой, Витяка, дурная твоя голова!.. — закончил Денис свой сбивчивый рассказ и замотал головой.
— Бедный Витяка, — прошептал Алеша.
Некоторое время все
— Сколько раз я видел в войну, как первыми гибли именно те, кто больше всего боялся погибнуть.
— То ж иначе не бывает, — отозвался Денис. — Страх, он плохой помощник. Собой человек не владеет. Какая ж тут борьба!.. Верить надо, что не один в мире.
— Не одни в мире… — повторил Алеша. — Помощи с воздуха не ждать. Все вертолеты переброшены на материк. Бедный Витяка подсказал их использовать.
— Держаться надо до подхода корабля, — заметил дядя Саша.
— Скорлупа, конечно, — сказал Денис про лодку. — А все лучше, чем на спине…
Говорить перестали и все думали о погибшем товарище. Каждый старался рассмотреть что-нибудь в тумане.
Ветер все-таки разогнал туман. На гребнях волн виднелись только белые пятна далеких льдин и клочья пены.
Глава десятая. НА ГРЕБНЕ ВОЛНЫ
Маша Веселова убедила академика Овесяна, что ей совершенно необходимо с воздуха изучить изменение ледяного покрова вблизи и вдали от установки «подводного солнца». Так Маша стала постоянной участницей ледовых разведок Росова.
Однако если ледяной покров моря исчезал у Маши на глазах, то «ледяная корка» с летчика Росова никак не сходила. После разговора о письме он старался не оставаться с Машей вдвоем.
Во время одного из полетов пришло известие о прорыве ледяного мола. Вслед за тем была получена радиограмма от капитана Терехова, просившего Росова немедленно доставить в Москву тяжело больного начальника строительства Ходова. Едва Росов изменил курс, чтобы лететь к ледоколу Терехова, как принята была еще одна радиограмма за подписью самого Ходова. Он требовал, чтобы летающая лодка включилась в поиски, быть может, унесенных на льдине Карцева, Петрова, Денисюка и Омулева.
Росов показал Маше обе радиограммы. Она вспомнила портрет Карцева, который рассматривала когда-то с Росовым, подумала о бородатом океанологе Петрове, — они недавно летели вместе из Москвы, — потом она попыталась представить себе Ходова, отказавшегося от помощи, чтобы помочь тем спасению других людей.
— Лодка идет на поиски. К сожалению, высадить не могу, — сказал Росов, глядя в сторону.
— Зачем же? Я сама была бы рада помочь, — бледная, взволнованная Маша вопросительно смотрела на летчика.
Росов пожал плечами:
— Разве что штурману помочь… наблюдать за экраном радиолокатора. С гидромонитора ничего металлического в море не обнаружили. Может быть, вам посчастливится, — и он ушел в кабину пилотов.
Летающая лодка стала снижаться. Маша подошла к молчаливому, сосредоточенному штурману, совсем не похожему сейчас на добродушного Портоса, и вызвалась нести вахту перед экраном радиолокатора.
Только с ее выдержкой и привычкой к наблюдениям можно было высидеть с неослабным вниманием около экрана все время, пока Росов зигзагами прочесывал море.
Маша первая заметила сигнал на экране: ей показалось, что на его ровной матовой поверхности появилась мерцающая точка. Штурман тотчас «сориентировался» и предложил Росову изменить курс.
Точка на экране становилась все отчетливее. Штурман возился с приборами, старался дать увеличение. Изображение на экране должно было стать таким, словно предмет наблюдают в бинокль. По экрану помчались искрящиеся полосы, он порозовел. То в углу, то в середине на нем что-то мерцало. Маша различала теперь уже две точки. Они постепенно росли, туманные, становились все отчетливее.
— Коньки! — воскликнула изумленная Маша.
— И впрямь коньки, — подтвердил примостившийся около экрана Костя.
Росов пошел на снижение. Костя и Маша перебежали в кабину с куполом, рассчитывая увидеть людей на льдине. Свободное ото льдов море было покрыто геометрической сеткой, словно заштриховано, и лишь кое-где виднелись белые пятнышки льдин.
— Волны, — кратко пояснил Костя.
Скоро сетка исчезла. Лодка шла круто вниз. Теперь уже были видны огромные волны.
— Заденешь такую за гребешок — каюк, — сказал Костя.
— А если понадобится сесть? — спросила Маша.
— Когда волнение больше двух-трех баллов — посадка запрещается, — строго ответил недавний авиалнхач.
Волны действительно были страшные. Лодка накренилась. Росов делал вираж. Он, очевидно, заметил льдину, которую искал. Вот она, криво взлетающая на хребты! Маша всматривалась в ее белую поверхность.
— Нет людей, — сказал Костя. — Одни коньки на льдине…
Маша снова пришла к штурману.
Он радировал на гидромонитор о найденных коньках.
«Неужели это все, что осталось от людей?» — тревожно думала Маша, до боли в глазах всматриваясь в экран.
И ей еще раз посчастливилось. Она заметила точку, которая в тот же миг исчезла. Штурман ничего не видел и сомневался. Но Маша настаивала. Опыт тонкого наблюдателя помог ей.
— Вижу, — снова уверенно сказала она.
Штурман дал увеличение.
Действительно, на экране что-то появлялось и исчезало.
— Словно сигналы, — неуверенно сказала Маша
— Нет у них такой аппаратуры, — отмахнулся штурман.