Молчаливые боги. Мастер артефактов
Шрифт:
– Это какие?
Цзянь грустно улыбнулся:
– Некроманты становятся ходячими скелетами или гниющими трупами – в зависимости от того, каких мертвецов они поднимают из могил. – Он прикрыл глаза и вздрогнул. – Я оживляю лишь тех, кто покинул этот мир совсем недавно и чей смертный час был наполнен умиротворением. Я не касаюсь разложившейся плоти, не тревожу гневливых мертвецов и духов, чей покой не следует нарушать.
Аннев нахмурился:
– Зачем ты мне это говоришь, Цзянь?
– Потому что ради этого я и проделал свой долгий путь.
– Я
– Я сказал, что покинул родные земли, дабы отыскать ответы. На юге я повстречал егеря и илюмитов, и выяснилось, что наши помыслы схожи, однако в моем пророчестве говорилось не об этих людях. Я искал сосуд – носителя Длани Кеоса, ибо духи сказали мне, что он изменит жизнь моего народа.
Его слова Анневу ничуть не понравились.
– Понятия не имею, что тебе наговорили твои духи, но в Великую Терру я не собираюсь. Меня много кто ищет, и каждый чего-то от меня хочет, но мне все это неинтересно.
– Хм. Выходит, я заблуждался.
– Прекрати, ты ведь так не думаешь, иначе не пересек бы полконтинента и не стал бы проситься с нами в Лукуру.
– Если быть точным, то четыре континента: Западную Дароэю, Восточную Дароэю, Малую Терру и Великую Терру. Наш мир поистине огромен, скажу я тебе.
– Ого, какое… долгое путешествие.
– По завершении которого я нашел тебя. Ты мастер печали и сосуд Кеоса, спасение и погибель. Если бы я не увидел тебя собственными глазами, то не поверил бы, что ты существуешь. – Цзянь умиротворенно вздохнул. – Надеюсь, в тот великий день, когда ты очистишь от гнили и смрада дорогую моему сердцу землю, я буду рядом с тобой.
От его слов Анневу стало не по себе.
– Напрасно надеешься. Я хочу избавиться от этой штуковины, пойми ты наконец. – Он поднял левую руку, спрятанную под перчаткой. – Как только попадем в Лукуру, я отыщу человека, который освободит меня от нее, и навсегда забуду об этом дурацком пророчестве, будь оно неладно.
Улыбка на губах Цзяня дрогнула.
– Значит, ты не поможешь моему народу?
Аннев беспомощно вздохнул:
– Цзянь, да я даже не знаю, что это за народ такой.
– Поэтому я тебе о нем и рассказываю.
Юноша покачал головой.
– Это чужаки, которые живут на другом конце мира, – произнес он, смягчившись. – Они мне не враги и не друзья. Я не собираюсь топать через четыре континента, чтобы спасти их или уничтожить. Даже если возникнет на то причина – не стану. Потому что не хочу, понимаешь?
Цзянь умолк, размышляя над его словами. Небо за спиной предвещателя уже посветлело. Приближался рассвет.
– Ты очень похож на Чада Торнбриара. Ты сам выбираешь, какой дорогой тебе идти, и все равно оказываешься там, куда приводит тебя Судьба.
Аннев натянуто улыбнулся:
– Никто меня никуда не приводит. Я сам себе хозяин. Придется Судьбе с этим смириться.
– А если он не пожелает? Если будет по-прежнему указывать, что тебе делать и куда идти?
– Тогда я нагряну в его логово, вытащу этого умника из его теплой постели и затолкаю все его пророчества обратно ему в…
Взрыв хохота не дал ему договорить.
– Точно, так его! – воскликнул Цзянь, икая от смеха. – Задай ему трепку, ха-ха! Посмотрим, как Судьбе понравится, когда ему наконец надерут его священную задницу! Ха-ха, да!
От кого-кого, но от Цзяня Никлосса Аннев такого не ожидал. Он несколько секунд изумленно наблюдал, как этот странный белолицый человек корчится от смеха, и в итоге решил не вмешиваться: пусть посмеется. Потерев шершавый подбородок и напомнив себе обязательно купить в Лукуре бритву, Аннев оглянулся: небо на горизонте уже окрасилось в золотистый цвет.
– Пойдем разбудим остальных, – сказал он Цзяню. – Пора узнать, какие еще сюрпризы приготовил для нас Судьба.
– Ха-ха! И если что – ты покажешь ему, где раки зимуют, да?
– Посмотрим, Цзянь, посмотрим.
Один лунари…
– Сколько?!
– …и шесть медных колес.
– Что за нелепица? Если бы я хотел, чтобы меня ограбили, то остался бы за воротами.
– Так оставайтесь за воротами. Следующий!
– Погоди! С одной семьи полагается сбор в одну медяшку. Уж я-то местные законы знаю.
Стражник, преграждавший проход, воззрился на Цзяня, лицо которого пряталось в тени капюшона; перевел взгляд на пухлого белобрысого Титуса; следом – на здоровяка Фина и его неряшливые дреды; наконец, уставился на бронзовые от загара ручищи Шраона и, покачав головой, изрек:
– Если вы – семья, тогда я ваш дядюшка. Следующий!
– Да погоди ты! – заорал Шраон, не столько стражнику, сколько напирающей сзади толпе.
Оттолкнув какого-то парнишку лет шестнадцати, который норовил протиснуться мимо него, кузнец повернулся к телеге и достал из-под мешка с яблоками и зачерствелым хлебом цилиндр со свитком. Вынув свиток, он развернул его и сунул в лицо стражнику:
– Я хотел сказать, что я их владелец. Они моя собственность, ясно тебе? И если вы тут под шумок придумали какие-то налоги для рабовладельцев, я Гильдию на вас натравлю, будь уверен.
Стражник мельком глянул документ и шмыгнул носом.
– Все равно один лунари – за телегу.
– Да она же почти пустая! Я здесь, чтобы покупать, а не продавать, черт тебя дери!
– Тогда заплатите один лунари – и милости просим. Следующий!
– Ладно! – рявкнул Шраон и отсчитал несколько монет. – Здесь два серебряных посоха и… два щитка.
– Четыре щитка.
– Три.
– Идет. Следующий!
Стражник сгреб монеты с ладони кузнеца и отодвинулся в сторону, пропуская компанию сквозь узкий проход – один из многих, проделанных в Торговых воротах. Кобылу его напарник повел через главный вход, и прежде, чем получить ее назад вместе с телегой и нетронутой поклажей, Шраону пришлось расстаться и с четвертым щитком.