Молчаливые воды
Шрифт:
В сорока милях ниже по течению черной, как чай, реки лежала самая тщательно охраняемая в мире граница, строже охранялась разве что демилитаризованная зона между двумя Кореями. И надо же было, чтобы объект, ради которого Хуан и его команда оказались здесь, в джунглях, приземлился по ту сторону границы. Случись это тут, в Парагвае, телефонный разговор двух дипломатов и некоторая наличная экономическая помощь сразу же решили бы проблему.
Но ничего подобного. То, что они ищут, приземлилось в Аргентине. Случись это полтора года назад, с проблемой разобрались бы без всяких усилий.
За различные преступления, в том числе экономические махинации, глав гражданского правительства судили предвзятые суды. Тех, кому повезло, казнили. Большинство, по некоторым оценкам до трех тысяч человек, отправили в концентрационные лагеря в Андах или в глубине Амазонии. Любая попытка узнать о дальнейшей судьбе этих людей влекла за собой аресты. Пресса была национализирована, и журналисты, не согласные с линией партии, отправлялись в тюрьму. Профсоюзы запретили, а уличные протесты разгоняли с применением огнестрельного оружия.
Те, кто сумел ускользнуть в первые дни хаоса – в основном представители богатых семейств, – говорили: то, что происходит с их страной, делает ужасы военной диктатуры 1960-х и 1970-х годов детской забавой.
За шесть недель Аргентина из процветающей демократической страны превратилась в полицейское государство. Объединенные Нации потрясали словесными мечами, грозили санкциями, но в основном принимали резолюции, осуждающие нарушение прав человека; правящая хунта эти резолюции попросту игнорировала.
Военное правительство немедленно усилило пограничный контроль. Воинские части отправились на границы с Боливией, Парагваем, Уругваем и Бразилией, а также к горным переходам близ Чили. Начался призыв, который, по оценкам, привел к тому, что аргентинская армия численностью превзошла армии всех остальных латиноамериканских государств вместе взятые. Бразилия, традиционный соперник Аргентины по региональному влиянию, тоже укрепила границы, и обмен артиллерийскими залпами между этими государствами стал частым явлением.
Вот в этот авторитарный кошмар Кабрильо и предстояло повести своих людей, чтобы исправить то, что по большей части было ошибкой НАСА.
Когда поступил вызов, Корпорация уже присутствовала в этом районе и следила за ситуацией. В бразильском городе Сантос, самом большом южноамериканском порту, разгружали партию угнанных в Европе автомобилей – часть прикрытия, под которым работала Корпорация. Ее корабль «Орегон» знали как грузовое судно, не имеющее постоянного маршрута; его экипаж не задавал лишних вопросов. И по чистой случайности в следующие несколько месяцев бразильская полиция будет получать сообщения о местонахождении угнанных машин. Во время транзита техническая команда Кабрильо разместила на машинах, предназначенных для серого рынка, устройства GPS. Вряд ли эти автомобили вернутся к владельцам, но с бизнесом контрабандистов будет покончено.
Основная деятельность Корпорации – притворяться, что она действует ради воровской выгоды, но не обеспечивать незаконные операции.
Центральный кран в последний раз повернулся и завис над трюмом. В свете немногих фонарей, горевших на этом редко используемом участке порта, экзотические автомобили сверкали, как драгоценности. В три ожидающих полуприцепа грузили «феррари», «мазерати» и «ауди». Рядом стоял таможенник, его карман слегка оттопыривался от конверта с банкнотами в пятьсот евро.
По сигналу матроса в трюме кран заработал, и оттуда показался ярко-оранжевый «Ламборгини-Галлардо»; выглядел он так, словно мчался по скоростному шоссе. От своего контакта в Роттердаме, где загружали машины, Кабрильо знал, что этот автомобиль угнан возле Турина у некоего итальянского графа; сам граф одолжил ее у дилера-мошенника, который заявил, что машина украдена из его демонстрационного зала.
Глядя, как «ламбо» блестит в слабом свете, Макс Хенли улыбнулся.
– Машина выглядит отлично, но что за ужасный цвет!
– О вкусах не спорят, друг мой, – сказал Хуан и махнул рукой, веля крановщику поставить последний груз на землю. Вскоре портовый лоцман должен вывести корабль.
Сверкающую машину поставили на бетон причала, и принимающие контрабандисты освободили ее от креплений, стараясь не поцарапать; Хуан согласился – цвет у машины дикий.
Третьего человека, стоявшего на мостике старого фрейтера, звали Анхель. Ему было двадцать с небольшим, одет он был в брюки из какого-то блестящего материала, похожего на ртуть, и белую рубашку навыпуск. Такой худой, что отчетливо видны были очертания автоматического пистолета, который он засунул на спине за пояс.
Но, возможно, он поступил так специально.
С другой стороны, Хуана не слишком беспокоила возможность обмана. Контрабанда – это бизнес, основанный на репутации; достаточно одного глупого поступка Анхеля, чтобы он больше никогда не участвовал в сделках.
– Лады, capit~ao, все в порядке, – сказал Анхель и свистнул своим людям внизу.
Один из них забрал из кабины трейлера сумку и направился к трапу, а остальные принялись грузить машины в трейлер. Кто-то из матросов встретил гангстера на трапе и провел по двум пролетам ржавых ступенек на мостик. Туда же вместе с ними вошел и Хуан. Единственное освещение давал экран древнего ретранслятора сигналов радара, он придавал всему болезненно зеленоватую окраску.
Бразилец поставил сумку на стол для карт, а Кабрильо добавил света. Волосы Анхеля заблестели не хуже его брюк.
– Оговоренная плата – двести тысяч долларов, – сказал Анхель, открывая потрепанную сумку. Этих денег почти хватит на покупку одного нового «Феррари». – Было бы больше, если бы вы согласились доставить три машины в Буэнос-Айрес.
– Забудь об этом, – сказал Хуан. – Я и близко туда не подведу мой корабль. И удачи капитану, который на это согласится. Дьявольщина, да теперь и законный груз нельзя везти в Байрес, какая там контрабанда!