Молчание посвященных. Эффект бумеранга (сборник)
Шрифт:
Японец развел руками:
– Фрагменты прошлого, которые все чаще исторгает его память, стали более устойчивы, хотя еще далеки от того, чтобы из их мозаики составить какой-либо рисунок прошлой жизни. Но старый Осира надеется. И торопит события, что отнюдь не в его правилах…
– Что вас вынуждает к этому?
Осира опять процитировал поэта Басё:
Лист летит на лист,Все осыпались, и дождьХлещет по дождю.– Возраст? – догадался Метлоу. Поколебавшись, он достал из кейса запечатанный конверт: – Здесь некоторая информация о вашем пациенте. Можете воспользоваться ею для уточнения методики лечения, а Джону сообщить только то, что сочтете возможным.
– Информация о прошлой жизни может вызвать у пациента стресс, который навсегда похоронит слабые надежды на возврат памяти, – вздохнул Осира.
– Вероятно, вы правы, – вынужден был согласиться Метлоу.
– Хотя сведения могут все же пригодиться, – подумав, нерешительно произнес старик. – Но только в случае…
– В каком случае?
– В случае неожиданного наступления последнего земного дня, отпущенного Творцом старому Осире.
– Я буду молиться богу, чтобы этот день наступил не скоро, – Метлоу поднялся с камня. – Надеюсь, что информацией о происхождении Джона Карпентера никто и никогда не воспользуется в дурных целях.
– Бродячий самурай Осира никогда не предавал своих учеников, – бесстрастно произнес старик. – Предаст ли он последнего, вы это хотите знать, сэр?
– Простите мою бестактность, уважаемый Осира-сан, – смутился Метлоу и с облегчением подумал: на слово этого старика можно положиться.
С моря донесся протяжный призывный крик. Осира вгляделся в волны и, найдя в них голову Сарматова, бесстрастно продолжил:
– Англичанин он или русский, не имеет значения. Он неимоверно быстро добился поразительных успехов в овладении искусством дзен. Тем, на что даже у японцев и китайцев уходят многие годы, он овладел всего за полгода. Ямасита, его непосредственный наставник, может подтвердить это. Поистине: рождают не тело, а характер, мистер Метлоу.
Звук монастырского колокола, принесенный порывом ветра, заставил Сарматова оставить дельфинов и вернуться на берег. Растерев тело жестким полотенцем, он оделся и, легко преодолев крутизну прибрежных скал, бегом направился к воротам монастыря, у которых его ожидали Осира и Метлоу.
– Доброе утро, сенсей! – почтительно приветствовал он сначала Осиру.
Тот кивнул на Метлоу:
– Мистер Метлоу хочет побеседовать с тобой. Я разрешаю пропустить утреннюю медитацию.
– Спасибо, сенсей, – склонил голову Сарматов и крепко пожал руку Метлоу. – Рад тебя видеть, Джордж!
– Как тебе тут живется, Джон? Скукотища, наверное, смертная?
– Нет, Джордж, нет! Постижение искусства школы дзен, которое сенсей положил в основу моего лечения, не оставляет времени для скуки. Кроме того, я много занимаюсь философией, поэзией и литературой.
– Вот как!.. Чья литература тебе ближе всего?
– Проза – французская и русская, поэзия – русская и японская… Но самый любимый писатель мой и сенсея, – Сарматов кивнул на согбенный силуэт Осиры, уходящего в монастырские ворота, – русский писатель Федор Достоевский. Сенсей говорит, что японцы относятся к Достоевскому с почтением, потому что он объясняет природу страстей, бушующих в самых потаенных глубинах человеческих душ.
Боковым зрением разведчика Метлоу уловил, что один из монахов и служка, занимающиеся хозяйственной работой во дворе монастыря, прислушиваются к их разговору.
– У моря можно говорить без посторонних глаз и ушей, – сказал он, взяв Сарматова под локоть.
– Разве нам что-то угрожает? – удивился тот.
– Нет, но я бы хотел обсудить с тобой эту проблему подробнее и без помех…
Штормовые волны, докатившись до прибрежного мелководья, с шипением подползали к ногам. Шум моря прорезали крики чаек, с остервенением рвущих друг у друга добычу. Метлоу, кивнув на них, передернулся:
– Глупые и жадные создания… В море хватит рыбы для всех, а тем не менее сильные птицы подло отбирают ее у слабых… Впрочем, люди живут по тем же правилам. Ты этого не находишь?
– Сенсей говорил мне о таком поведении людей, – ответил тот.
– Старик интересный человек, не так ли?
– Сенсей очень добр ко мне. – Сарматов улыбнулся. – Очень благодарен тебе, что имею возможность лечиться у него. Но, Джордж, я не представляю, как смогу вернуть ему долг.
– Что ты имеешь в виду?
– Монахи упрекают меня, что сенсей тратится на мое содержание.
– Ты ничего не путаешь? – предчувствуя новую проблему, переспросил Метлоу.
– Не-ет, – покачал головой Сарматов, – я слышал, что финансовые дела у монастыря сейчас не самые блестящие…
– Ладно, эту проблему мы обсудим после, – прервал его Метлоу. – А сейчас скажи-ка мне, как поживает док Юсуф?
По лицу Сарматова пробежала тень.
– Юсуф очень изменился…
– С каких пор?
– С тех пор, как появились арабы…
– Что за арабы?
– Мне трудно о них судить… Они курят гашиш и называют друг друга братьями, а когда приходят в чем-то к согласию, то хором произносят: «Да свершится то, что должно свершиться!» Мне кажется, они, несмотря на свои традиционные одежды, совершенно равнодушны к вере. А однажды вместе с ними меня навестил Али-хан.
– Какой Али-хан? – опешил Метлоу.
– Тот самый, из Пешавара.
– Ты не спутал его с кем-то?
– Не спутал, – мотнул головой Сарматов. – Он интересовался моим здоровьем. Ямасита доложил о его появлении сенсею. Тот распорядился закрыть двери монастыря для Юсуфа, Али-хана и арабов.
– А что ты еще можешь рассказать о Юсуфе?
– Поначалу Юсуф жил при монастыре, но теперь, говорят монахи, у него своя врачебная практика в городе. Один наш монах слышал от китайцев, что Юсуф купил в Гонконге дом и женился на китаянке, – ответил Сарматов и, подумав, добавил: – Знаешь, Джордж, мне показалось, что он у арабов начальник. Даже надутый петух Али-хан, которому в Пешаваре Юсуф кланялся до земли, тут перечить ему не смел. Но я не показал им своего удивления. Кроме того, Юсуф…