Молчание посвященных. Эффект бумеранга (сборник)
Шрифт:
– Зачем арабам пристреливать меня?
– Это уже не нашего ума дело, мистер Карпентер. Пока ты беседовал с Осирой, я переговорил по мобильнику с мистером Корвиллом. Он очень беспокоится за тебя и с какими-то двумя штатниками к вечеру приедет сюда. Прибереги для него свои вопросы, парень.
– О'кей! – кивнул Сарматов. – Наберусь терпения до вечера.
Гонконг
6 декабря 1991 года
Еще две недели назад полковник Метлоу направил своему шефу в Ленгли шифровку, в которой настаивал на своем срочном прилете в Штаты для сугубо конфиденциального разговора, связанного с безопасностью Соединенных Штатов. Ответа на нее он так и не получил. Но сегодня утром его разбудил звонок шефа, прибывшего
«В Ленгли мной недовольны», – сделал вывод Метлоу. Скорее всего, из-за того, что выпестованное американской и пакистанской разведками движение афганских студентов-фанатиков «Талибан» выходит из-под контроля, становясь все более неуправляемым и агрессивным. Талибы до того обнаглели, что не считают нужным скрывать, что их конечная цель – беспощадный джихад против всех неверных и создание всемирного мусульманского халифата. Причем их экспансия направлена не только на населенные мусульманами бывшие территории советской империи, но в первую очередь на подконтрольные США богатые нефтью и газом мусульманские страны Ближнего Востока. На практике с подобным мусульманским фанатизмом западной цивилизации еще не приходилось сталкиваться. Одни в Штатах попросту стремились не замечать его, по привычке уповая на то, что Америка далеко от Востока, другие из кожи вон лезли, чтобы направить разрушительную энергию фундаменталистов против разваливающейся советской империи, и лишь немногие дальновидные били тревогу, но их мало кто слышал.
«Что ж, – вздохнул Метлоу. – Я много раз предупреждал руководство, что ставка на мусульманских фанатиков опасна для долгосрочных интересов Штатов. Джинна, выпущенного из бутылки, невозможно заставить быть послушным домашним псом. К сожалению, к моим предупреждениям отнеслись предвзято. Ястребы холодной войны даже заподозрили, что для меня интересы России важнее интересов Америки!.. Ну и черт с ними, плетью обуха не перешибешь, как говорят русские! Отставка так отставка. Долг Штатам я отдал с процентами не только за себя, грешного, но и за деда и отца… В семейном шале в Австрийских Альпах среди альпийской благодати буду разводить пчел», – решил он.
Кстати, от Альп и до России ближе. Неисповедимы пути твои, Господи, может, еще и придется вернуться в нее…
Метлоу даже рассмеялся от такой перспективы. Дело в том, что с постепенным затуханием холодной войны с Советским Союзом и особенно после недавних «Беловежских соглашений», вызвавших хаотичный распад советской империи, он вдруг впервые почувствовал бессмысленность продолжения своей работы на ЦРУ. Но главное заключалось в другом: до злополучного «путешествия» по Гиндукушу с захватившей его группой Сарматова человек из Советской России был для Метлоу скорее литературно-идеологическим понятием. Изучал он его по эссе платных советологов и озлобленных диссидентов-невозвращенцев, в основном нерусского происхождения. Из этих эссе следовал лишь один вывод: Россия – «империя зла», а каждый русский – кровожадный большевик, а потому враг не только Америки, но и всего рода человеческого. При близком знакомстве с «мужиками» Сарматова, несмотря на всю трагичность положения Метлоу, этот вывод стал рассыпаться как карточный домик. Для него было полной неожиданностью, что каждый из сарматовских «мужиков» не только имел свою точку зрения на происходящее в мире и в своей стране, но и не считал нужным скрывать ее, не боясь стукачей, которые непременно присутствуют в подобных спецгруппах всех стран. Сама коммунистическая идеология была для них, пожалуй, за исключением капитана Савелова, чем-то недостойным даже обсуждения, а существенными были воинский долг и естественный патриотизм, впитанный с молоком их русских матерей. По образованности и интеллектуальному потенциалу люди Сарматова намного превосходили его коллег из аналогичных западных спецслужб.
Однако он не мог постигнуть того, что их высочайший воинский профессионализм практически никак не оплачивается государством. Если не оплачивается, то, значит, и не ценится, размышлял Метлоу. Но еще больше его удивило, что они сами воспринимают это как должное… Понять это было выше его сил.
Он вдруг осознал, что чувство острой враждебности к русским из Совдепии стало невольно сменяться у него уважением к ним. Более того, в какой-то момент он вдруг отчетливо почувствовал себя таким же, или почти таким же, русским, как и они. Метлоу не исключал, что его шеф в Ленгли, почувствовав произошедшие в нем перемены, решил лично убедиться в его лояльности Штатам.
Шеф был человеком консервативных взглядов, сформировавшихся в период холодной войны. А точнее, был специалистом в той ее части, где холодная война и соперничество США и СССР на чужих территориях перерастали в горячие стадии. Вьетнам, Камбоджа, Ближний Восток, Ангола и Мозамбик, Чили и Никарагуа, Афганистан и курдские коммунистические повстанцы были объектами тайной деятельности возглавляемого им подразделения ЦРУ. За непритязательной внешностью шефа, эдакого среднестатистического янки, скрывался человек выдающихся аналитических способностей, умеющий по малозначимым фактам и случайным оговоркам политиков безошибочно определить тенденцию развития событий в их странах. Несмотря на скандальные провалы его сотрудников и разоблачительные статьи в мировой прессе о грязных методах их деятельности в независимых странах, шеф пользовался неизменным доверием в президентских структурах и Конгрессе США.
За многие годы службы Метлоу хорошо изучил особенности характера своего шефа, его привычки и человеческие слабости. Одной из них была не проходящая со студенческих лет любовь к познанию роковых тайн и мистики древнего Востока. Собственно, на нее и уповал Метлоу, настаивая в шифровке на встрече с шефом с глазу на глаз.
Простояв битый час в автомобильных пробках, он наконец остановил машину перед трехэтажным особняком викторианской эпохи, над которым полоскался на ветру звездно-полосатый американский флаг, а перед глухими воротами лениво жевали жвачку два чернокожих морских пехотинца.
– Наконец-то, Джордж! – воскликнул лысый небрежно одетый пожилой крепыш, выходя из-за стола в небольшом кабинете. – Извини, что не мог сразу прилететь на таинственный зов Ястреба Востока.
– Русские в таком случае говорят, сэр: «Лучше поздно, чем никогда», – отшутился Метлоу, с удовлетворением констатируя, что шеф явился к нему не с инспекторским визитом, а именно по его просьбе.
– Политический пейзаж в Европе и России настолько стремительно меняется, что наши оперативные планы и долгосрочные прогнозы летят к чертовой матери… Но что за проблема, о которой ты можешь говорить со мной только с глазу на глаз? Предполагаю, что она чрезвычайно серьезна.
– Да, сэр, похоже, возникла такая проблема, – подтвердил Метлоу, пожимая его крепкую руку.
– Почему ты не сообщил, что ранен, Джордж? – нахмурился тот, увидев пластырь на его шее. – Что произошло?
– Об этом позже, – отмахнулся Метлоу. – Прежде чем говорить о возникшей проблеме, я хотел бы кое-что услышать от тебя, Крис.
– Надеюсь, ты не устроишь мне допрос с пристрастием?
– Именно это я собираюсь сделать. Говорят, что ты дока в истории Востока, не так ли?
– Надеюсь, тебя интересуют не тайны гаремов восточных деспотов и не количество отрубленных голов евнухов?
– Евнухи и гаремы меня не интересуют. Не мог бы ты познакомить меня с тайнами исмаилитов?
– О-ля-ля-ля!.. – вскинул лохматые брови шеф. – Твой интерес к ним имеет отношение к безопасности Соединенных Штатов?
– Решать тебе, Крис, но…
– Если «но», то слушай и не говори, что не слышал, – голосом средневекового базарного глашатая буквально прокричал шеф. – С какого века достойнейшего Ястреба Востока интересуют их дела?
– С самого начала, Крис…
– О-ля-ля!.. Но зачем ворошить их давно сгнившие кости?