Молчание солдат
Шрифт:
Прицел выравнивается. Пуля этой винтовки мощная и сильная, как объяснили Раундайку, пробивает бронежилет и тело, потом рикошетит от задней стенки бронежилета и снова возвращается в тело. Если ты без бронежилета – пуля навылет пройдет. Есть шанс выжить. Если в бронежилете – то ты уже не жилец...
Человек с биноклем оборачивается, отпускает еловую лапку, и снег совсем сваливается с нее, как от удара. Пружинящее дерево другую ветку задевает. Там тоже снег сыплется. Человек отдает команду. Это без слов понятно. Значит, это командир. Хорошо бы его сразу уничтожить...
–
– Потерпи, – Дукваха очень хладнокровен, это Раундайк замечал. – Пусть отойдут от зарослей. Тогда они все наши... А что нам командир... Они там все офицеры. Все командовать могут. Потерпи... И миномету поработать хочется. И пулемету не терпится...
Он почти шепчет последние слова. С шипением, со злобой. Как колдун шепчет свои заклинания. И от этого зловещего шепота становится слегка не по себе.
Раундайк от прицела так и не отрывается. И видит, как командир группы выходит из-за дерева первым. Он так и идет первым, выбираясь из снега на тропу. А за ним тянется цепочка. По другому склону, ближе к боевикам, почти под ними, выходит на тропу вторая группа. Этих можно невооруженным глазом рассматривать. У командира второй группы тоже бинокль в руках. И он тоже смотрит не туда. Скотоперегонная тропа манит их, как магнитом. Нельзя так зацикливаться на одном. Это может привести к неприятностям.
– Подпускаем вторую группу под автоматный огонь... Стрелять только по моей команде... Соблюдать маскировку... – злобно шепчет Дукваха.
Время тянется. Невыносимо долго тянется.
– Снайперы работают по дальней группе! Миномет и пулемет по противоположному склону. Обрушьте на них снег. Видишь, там козырек навис? Тонн пять будет...
– Я понял, эмир. Корректирую...
– Снайперы готовы?
Два коротких ответа. Но Дукваха понимает, что после произнесения каждого слова следует заново настроиться на выстрел. По крайней мере, дыхание перевести и задержать. И он сам делает так же – переводит дыхание, задерживает – и только после этого дает команду:
– Огонь!
Два выстрела сливаются в один. Звучат они хлестко, звучно, эхо бежит по долине стремительным рывком, угрожая обрушить со склонов снега. Два омоновца падают в снег лицом, как хорошо видно в оптику винтовок. Шли, шагали по тропе вверх, и словно споткнулись... Упали и не шевелятся... Тут же вступают в дело автоматы всего джамаата. Вторая группа под прицелом. Омоновцы близко, под ногами, и им трудно спрятаться. Внизу, на тропе, мало крупных камней. Дукваха предусмотрел все правильно.
И миномет с ревом посылает первый снаряд. Мина визжит истерично и поднимает на противоположном склоне фонтан взметнувшегося снега. Пулеметная очередь бороздит козырек, взметая фонтанчики поменьше, но любое сотрясение опасно.
– Чуть ниже! – командует эмир минометчику.
Прицел подправить – дело нескольких секунд. Новый выстрел, и мина ложится точно под увесистый снежный козырек. Козырек вздрагивает, словно не решается сорваться, но сил удержаться у него не хватает, слишком тяжела собственная масса, и он обрушивается, прихватывая по пути новые снежные массы и даже большие тяжелые камни. Пошла почти настоящая лавина, скрывающая омоновцев от глаз снайперов.
– Хорошо! – смеется, скалясь, Дукваха. – Им бы после первых выстрелов бежать... Тогда лавина не достала бы их. А они залегли. Снайперов испугались...
Снайперы слышат похвалу в свой адрес. Они уже перенесли прицельный огонь на ближнюю группу. Омоновцы пытаются отступить, добежать до спасительного леса, но они ушли слишком далеко. Дукваха не зря время выжидал...
Спастись удается только троим, обладающим самыми легкими и быстрыми ногами...
3
Ситуация однозначно кажется пробуксовывающей. Пулат, посомневавшись, вынужден сам позвонить в третье управление ГРУ полковнику Мочилову, чтобы попытаться навести справки о бывшем полковнике этого ведомства Руслане Имамове. Именно попытаться, потому что ГРУ неохотно дает справки о своих бывших сотрудниках любого уровня информированности, включая уборщиц помещений, которые знают только то, где они работают. О полковнике уже и говорить нечего. В отличие от Басаргина, Виталий не делает из своего общения с Мочиловым секрета и включает на аппарате спикерфон, чтобы разговор был слышен всем.
– Здравия желаю, Юрий Петрович. Пулатов вас беспокоит...
Легкая встречная пауза говорит о том, что полковник старается лихорадочно сообразить, чем вызван этот звонок и что он может нести.
– Рад слышать вас. Еще больше рад был бы увидеть, более того, продолжить то, что мы начинали с вами и с Ангеловым, и только жду, когда вы дадите согласие...
Несколько лет назад, когда ни Ангел, ни Пулат не имели еще статуса сотрудников международной полицейской организации, Мочилов согласия не спрашивал и действовал по своему усмотрению, сообразуясь только с графиком своего свободного времени и текущими планами ведомства. Использовал отставных капитанов, как ему было необходимо.
– Извините, товарищ полковник, пока у нас нет возможности. Начальство не отпускает... – Виталий бросает улыбчивый взгляд на задумчивого Басаргина. – У нас начальство суровое.
Полковник демонстративно вздыхает в трубку, обрисовывая этим коротким звуком собственную ситуацию с занятостью. Тем не менее от общения не отказывается.
– Тогда я догадываюсь, что вы обращаетесь ко мне с какой-то просьбой, а вовсе не с приглашением попить пивка в спокойной обстановке.
Пулат старается чуть виновато улыбаться, словно Мочилов может его видеть.
– Вы проницательны, как всегда. Хотя и от пива я не отказался бы. И просьба у меня необычная...
– Я слушаю.
– Нас интересует один из чеченских полевых командиров.
– Он имеет отношение к спецназу ГРУ?
– Он имеет отношение к ГРУ. Хотя я и не знаю, в каком управлении он служил, в одинаковом с вами, кстати, звании.
– Извините, перебью вас. Я могу только догадаться, что ваш запрос касается полковника в отставке Руслана Ваховича Имамова.
Виталий бросает взгляд вокруг. И видит, как зашевелились сотрудники бюро.