Молчание сонного пригорода
Шрифт:
— Ты куда? — спросила Джейн.
Дальше я сказал нечто несообразное:
— Пожалуй, пойду годик погуляю.
— Что?
— Я хотел сказать, часик. — Фрейд говорил, что случайных оговорок не бывает. — Мне нужно выйти. Я скоро вернусь.
Уходя, я не расслышал, что ответила мне Джейн, но услышал, как Алекс опять протестует, говоря, что он сделал это ненарочно.
Вечерний ветер раннего марта приятно обдувал мое лицо. Повеяло дымком. На улице было не холодно, но если уж люди купили себе дом с камином, то им хочется разжечь настоящий огонь. Тем временем жители пригорода еще возвращались с работы, в основном проезжали мимо в минивэнах, но некоторые шли пешком с железнодорожной станции. Я обошел квартал, вглядываясь в дома, чьи окна мало что
К этому времени воздух уже сгустился в ночь. Пригородная зелень превратилась в черный мрак, как мой соус для спагетти. Обратно я пошел кружным путем, но так, чтобы обогнуть Крест-Хилл, потому что иначе мне пришлось бы пройти по Дороге Дохлой Собаки, как я ее мысленно назвал. Наверняка труп уже убрали, но все равно в этом месте осталось что-то неприятное. Поэтому я подошел к Гарнер-роуд с другой, непривычной стороны. Дома казались знакомыми, но какими-то странными призраками: я не знал, что у них внутри. Кому принадлежит этот коттедж, обшитый вагонкой, Дилэнси, кажется, так их зовут? А на углу в оштукатуренном бежевом домике вроде бы живут азиаты? Мы мало кого знали из наших соседей, не так, как во времена моего детства, когда ребята из целого квартала устраивали общие игры, например в салки или пятнашки. Тогда жизнь была веселее: даже у мороженщика на фургоне, за которым мы носились толпами, значилось «Веселый мороженщик». Или взять Хеллоуин, это был праздник детского непослушания. Сейчас же их ни на минуту не оставляют без присмотра. Детям до сих пор удается проказничать — трудно не заметить, сколько в нашем квартале изуродовано почтовых ящиков, — но это уже не то. Если бы я застал этого паршивца, я… не знаю, что бы я сделал.
Дойдя до кирпичной виллы Дисальва, я замедлил шаг. У них в столовой было большое завлекательное окно. Комнату с длинным столом освещала люстра, все Дисальва сидели вокруг полированного овала и ели ужин, приготовленный для них Луизой. Никакого черного соуса. Настоящий семейный ужин напоказ соседям. Тут я заметил, что все они повернуты в одну сторону. Я вытянул шею, чтобы лучше разглядеть, и увидел большой телевизор на тумбочке. Так вот что собирает их семью? Они ели медленно, в такт телепрограмме. Так они придали новый смысл слогану: «Включайся!» Я отошел на цыпочках, хотя меня и так никто бы не услышал.
Я подавил в себе желание пнуть по неприступным кустам Стейнбаумов. Их дети выросли, и они переключились на зеленые насаждения. Самонаслаждения. Интересно, они пререкаются по вечерам из-за того, каким методом формировать крону или какую использовать мульчу? Дома казались мне странными только потому, что я не знал, как проходит в них жизнь, но я мог догадываться: ссоры из-за денег, из-за того, чьи потребности важнее (не говоря уж о детях). Романтично ли с моей стороны думать, что где-то бывают счастливые семьи?
Наконец я остановился перед нашим домом, чью внутреннюю жизнь я знал даже слишком хорошо. Снаружи дом казался радостным и хорошо освещенным, но мысль о том, что внутри, меня парализовала. Ждут ли они меня? Я никогда не буду суперпапой, но как отец я был неплох, да и как муж покладистее большинства мужчин. Так почему же меня постоянно кидает между злостью и чувством вины? Вряд ли моего отца мучили подобные сомнения, но он жил в другую эпоху. А кроме того, я никогда его не спрашивал.
Взявшись за дверную ручку, я почувствовал внезапное желание уехать в Новую Зеландию и разводить овец. Блеяли бы себе, а не ныли: «А как же я?» или «Папа, я тебя ненавижу», жевали бы траву и не просили сухих палочек. Но я еще раньше решил, что уйти, не решив проблемы, неправильно. Теперь я уже был не так уверен. Может быть, они изменились, а мне ничего не сказали. Алекс рос молчуном. Джейн с головой ушла в бизнес. Может быть, у нас и чувство юмора стало разное? Еще один пункт в список.
И тут я услышал шум изнутри. Голоса матери и ребенка. Кажется, они там веселились. Мне бы тоже не помешало. Главное — не прекращать попыток. Нужно было сегодня позвонить Джейн в офис, когда она там сходила с ума, и притвориться продавцом из телемагазина. Я тихо прошел через переднюю дверь, сдержав желание крикнуть: «Я дома, дорогая!» Сверху доносился стук фишек. Кажется, Джейн согласилась на «Монополию», от которой я отказался. Хорошая мама. Папа ушел часик погулять. Или годик. Может быть, я даже еще не вернулся домой.
Мысль о том, что я мог бы быть в другом месте, взволновала меня. И тогда я сделал нечто странное. Я снял куртку и ботинки и поднялся по лестнице тихо, как кошка, которую мы так и не завели. На верху лестницы из угла коридора можно увидеть часть комнаты Алекса, причем тебя самого видно не будет. Правда, многого разглядеть я не мог, потому что они разложили «Монополию» у кровати, но мне все было слышно. Если я и не любитель подсматривать, то, выходит, любитель подслушивать.
Стукнули брошенные кубики. Алекс сосчитал ходы и объявил, что он остановился на своем участке. Кубики снова упали. Но вместо Джейн, кажется, опять пошел Алекс. Может быть, мама снисходительно позволила ему пойти ее фишкой? Я прокрался метра на полтора вперед и подглядел, вот, наконец, наступила очередь Джейн. Ага. Похоже, в «Монополии» три игрока, и не по годам развитой Алекс играет за двоих. Видимо, таким образом он мог играть сам с собой и принять в игру еще кого-нибудь. Вот вам и монополия. Пли третий игрок не пришел? Кажется, они по мне не скучали.
Ну и как, мы уже веселимся? Я то и дело хотел крикнуть: «Ага, попались!» Но секунды перетекали в минуты, а я только смотрел. Из моего укрытия мне казалось, что Джейн поддается Алексу, это часто бывает с родителями. (С другой стороны, мой отец просто давал мне фору — семь очков в пинг-понге, ладью в шахматах, — а потом играл в полную силу.) Как бы то ни было, скоро игра закончилась. И Алекс потребовал, чтобы мама рассказала ему анекдот.
Джейн засмеялась:
— Прости, малыш, ничего не приходит в голову.
— Но папа все время шутит. — Алекс наклонился над игрой капризной фигурой в пижаме.
«Слышал шутку про мальчика, который выбросил будильник, чтобы время побыстрее пролетело?» — послал я телепатическое сообщение Джейн, но она его не получила.
— Я не папа, — ответила Джейн. Как мне показалось, мрачновато.
Алекс поднялся, расставив ноги и уперев руки в боки.
— Я хочу анекдот.
Джейн полулежала на полу, опираясь на локоть. Потом она подползла к нему, как хищник.
— Нет, сегодня никаких анекдотов… но я могу заставить тебя смеяться!
Она скакнула на него, обхватила руками и повалила спиной на кровать. Через секунду он, распяленный, лежал на покрывале, Джейн прижимала икрами его ноги, а запястья держала руками. Она быстро сдвинула руки, зажала в одной руке оба его запястья, а другую высвободила.
— Вот тебе, вот тебе… — ухмылялась она.
Ее указательный палец замер над беззащитной подмышкой, и Алекс стал извиваться, уже зная, что будет.