Молчание золота

Таманцев Андрей

— Так точно, понятно, — почти весело ответил Муха, которому показалось, что разговор подходит к завершению. — Ну раз вы не рекомендуете, то так уж и быть, мы тут на ночь не останемся. К тому же охота задницу морозить. Вот. Что ж, я не понимаю? Сам в армии служил. Приказ есть приказ.

— Ладно. Будем считать, что договорились. Мы тут через несколько часов обратно полетим, если вы тут все еще будете — тогда пеняйте на себя, ясно?

— Хай [5] , уважаемый, — с хорошо сыгранной беспечностью ответил Муха, — так и сделаем. Вот только шашлычков спроворим, и все.

5

Ладно(тажд. разговорн.).

Таджик

махнул рукой и, повернувшись, направился к вертолету. Вместе с ним в люк полез и третий, который за все время этого разговора не произнес ни единого слова. Один только бородатый что-то медлил. Его лоб в двадцатый уже, наверно, раз избороздился складками, когда он снова взглянул на Боцмана. Бородатый вдруг сорвал с себя бейсболку и протянул Боцману:

— Ну-ка надень.

— Зачем это? — отозвался тот. — Н-не понял.

— Надень! — настойчиво и куда громче повторил бородатый, и тон его был таков, что даже таджик, который уже было расслабился и вознамерился запрыгнуть в вертолет, остановился, а потом вернулся на исходную позицию — туда, где он стоял во время переговоров с Мухой и Боцманом. — Надень, кому говорю!

Откровенно угрожающие нотки вибрировали в его голосе, вдруг ставшем словно металлическим. Таджик напрягся настолько, что передернул затвор автомата и повторил:

— Делай, что он говорит.

— Надень! — повторил бородатый еще раз.

Боцман слабо пожал плечами. Муха недоуменно застыл на месте. Локоть Артиста подпрыгнул у меня под пальцами. Злотников выговорил:

— Это еще что за… показ мод? Что-то я не врубаюсь.

— Я тоже. Заставляет Митю надеть бейсболку, К чему бы ему это понадобилось?.. — пробормотал я, но все прояснилось с такой стремительностью, что я даже не успел договорить свою фразу. Бородатый выпрямился и заговорил быстро-быстро — я не мог понять ни слова, и, как потом выяснилось, не сумел бы понять, даже если бы он говорил очень медленно. Потому что бородач говорил по-итальянски. Итальянец в предгорьях Аввалыка, в среднеазиатской глуши — это что-то совсем уж своеобразное, а в нашем случае это показалось мне попросту… зловещим, что ли. Наконец бородатый, сбросив на родном языке первый пар, все-таки перешел на русский:

— Это он! Я узнал его!.. Мне его харя сразу показалась знакомой, но теперь — никаких сомнений… Тогда он был в черной бейсболке, и теперь я точно вспомнил!.. Это он!..

— Кто он, Гвидо? — быстро спросил таджик.

— Тот киллер, который хотел убить Арбена, и убил… Только не Гусеницу, а двойника, грека-актера! Возьми его на прицел… не дергайся, сука! Держи его на прицеле, говорю! — бросил он таджику. — Явился прошлым летом на Арбенову виллу на Керкире, это такой остров в Средиземном море. Выдал себя за монтера, а потом убил Энвера, моего напарника по посту охраны, и того грека… Гаракиса. Последовательно, — щегольнул он русским словом, которое, верно, выучил только недавно. — Я точно уверен, что это он.

— И что? — спросил таджик. — Пристрелим их прямо тут? Или…

— Или, — сказал третий, выглядывая из люка, — грузите их в вертолет. Сегодня у босса повышенный интерес ко всем русским, которые находятся в Самарканде. Видели бы вы, как он сегодня утром беседовал с одним таким русским…

— А как он беседовал, Керим? — спросил у него здоровенный таджик.

— Тебе лучше не знать, — ответил Керим, доверенное лицо Эмира, тот самый, который так ловко убрал утром отрубленную голову Перепелкина со столика Тамерлана Рустамова. — Загоните их сюда, в вертолет!

— В вертолет? — переспросил у меня Артист. Мы увидели, как в следующий момент здоровенный таджик подтолкнул Боцмана стволом автомата в сторону винтокрылой машины. Бородатый Гвидо вынул пистолет — держал под прицелом Муху. Керим же, стоя в люке с пистолетом-пулеметом наперевес, контролировал действия всех четверых. Я пробормотал:

— А вот это уже совсем плохо. Люди Густери!

— Что? Люди Густери? — возник за нашими спинами задыхающийся голос Ламбера, который только сейчас вернулся сверху к тутовой роще.

— Да!

— Ну что, Пастух? — выговорил Артист. — Валим их? Не ответив ему, я вскинул пистолет и, мгновение помедлив, выстрелил в таджика, конвоирующего Боцмана. Он зашатался, автомат заплясал в его руках. В одно мгновение Боцман

развернулся и, одной рукой придержав падающего таджика, заслонился им, как щитом, и перехватил «калаш». Гвидо вскинул свой ствол и пулю за пулей всадил всю обойму в тело незадачливого таджика. Хорошо, что у него не АКМ. Иначе пули просадили бы насквозь обоих — и азиата, так и не успевшего понять, что происходит, и самого Боцмана. Боцман ответил очередью в упор. Надо отдать Гвидо должное: он тотчас же упал на землю, перекатился и, молниеносно перезарядив обойму, снова стал стрелять… Муха попытался вывернуться из-под прицела Керима и получил пулю в руку. Не повезло Мухе. Я видел, как гримаса удивления исказила его лицо, а потом он прижал ладонь к раненому предплечью и, выбежав из-под сени желтеющих тутовых деревьев, короткими перебежками ринулся к вертолету. Из вертушки один за другим выпрыгнули еще трое. Один из них был срезан на месте очередью боцмановского «калаша», но потом у него то ли заклинило патрон, то ли кончился магазин… но Боцман уже не стрелял, а только тянулся под дулами направленных на него автоматов и что-то злобно бормотал. Его оглушили прикладом.

Нет ничего хуже беспомощности. Что я могу на прекрасно простреливаемой поляне, с одним пистолетом против нескольких автоматов? Чем могу помочь друзьям которых тащат в вертолет — одного оглушенного, второго — с простреленной рукой, с до крови закушенной от боли губой?.. Если я что и могу — только отступить обратно к деревьям, под их сень, чтобы не стать мишенью.

— Керим, там еще двое! — крикнул Гвидо. — Рогсо maledetto! Берите и тех!

Я успел добежать до деревьев и на всей скорости бросился на землю, перевернувшись и оказавшись за толстым стволом тутового дерева. Чуть позади за камнем скрипел зубами и бормотал что-то Ламбер. Артист уже притаился за соседним деревом. Я быстро вынул обойму. Так. Пять патронов. Этих осталось тоже пятеро. Если представить, что все это не наяву, а в крутом американском боевике для дебилов, то этих пяти патронов как раз должно хватить. Но, к сожалению, на самом деле так не бывает. И потому я обрадовался, когда двое автоматчиков по приказу Керима бросились в нашем направлении и я, выпустив три пули, одной из них сразил-таки атакующего. А потом я услышал крик Керима:

— Отходим! Стреляют, суки! И так двоих завалили, хватит уже!.. Бросай, бросай этих, и летим!..

Под «этими» явно имелись в виду убитые: тот здоровенный таджик, весь изрешеченный пулями (продырявленный в том числен одной моей), и автоматчик, который попытался перебежками достичь деревьев, за которыми укрылись мы с Артистом. Боцмана и Муху втолкнули в вертолет, дали несколько очередей по деревьям, где прятались мы втроем. Вертолет начал подниматься. Забились под напором воздушных потоков, идущих от винта, ветви деревьев, редкая, желтоватая, словно с подпалинами, трава пригнулась к самой земле, забилась, заполоскала. Вертолет взлетел и пошел к нам на малой высоте. Так я и думал!.. Люк приоткрылся, оттуда высунулся ствол, и по кронам деревьев хлестнули пулеметные очереди. Я стиснул зубы, провожая вертолет взглядом. Две пули у меня в обойме. Две пули, что они могут против вертушки, набитой вооруженными людьми? Пулеметчик между тем высунулся из люка куда смелее, он даже стал крутить головой, выглядывая нас: дескать, куда делись эти «туристы»?.. Я выскочил из-под дерева и, вскинув пистолет, произвел два последних выстрела. Одна пуля попала в корпус вертолета, вторая, должно быть, зацепила проклятого стрелка, потому что тот вскрикнул и поспешил укрыться за броней вертушки.

Вертолет улетел. Я сел на траву, опершись спиной о ствол шелковицы, и, бросив пистолет, прикрыл глаза ладонью. Этот набор диких, абсолютно непрогнозируемых случайностей (впрочем, случайностей ли?) совершенно спутал все мои планы, смешал даже наметки к возможным мерам, первым подступам к решению главной задачи… Все! Теперь никаких подступов! Требуется мгновенное решение проблем, хирургическое вмешательство, как сказал бы Док, оставшийся в Самарканде!

— Откуда только этих сволочей принесло? — выдохнул Артист. — Нет, это надо же… какое жуткое невезение — я так понял… этот бородатый Гвидо — один из охранников Гусетери, который видел Боцмана там, на Керкире, в загородном доме Арбена, да? Как же Боцман позволил так засветить себя?