Молчание золотых песков
Шрифт:
Я замешкался, вспомнив, как не попал в Гарри пепельницей. Но пока я медлил, Диссо сдвинулся с места, отчего попасть в него плоскогубцами стало гораздо труднее.
Он переменил положение тяжелого гвоздезабивающего пистолета и отодвинул пневматический шланг в сторону движением, напоминающим движение певца, поправляющего провод микрофона. В ярком свете флюоресцентных ламп он выглядел почти театрально красивым. Он был похож на неподвижную живую рекламу, которую когда-то использовали в Канадском клубе. (Я никогда не знал, какое усилие требуется, чтобы держать двоих людей в плену с помощью автоматического устройства для забивания гвоздей, пока не испытал это на собственной
— «Слишком разговорчив»? — сказал он. — Возможно. Это оттого, что я испытываю облегчение. Я принял решение, и будущее стало гораздо понятнее. Денег Гарри и моих денег будет достаточно. Я отправил их в безопасные места. Вы двое — последние ниточки. Я возьму отпуск по болезни. В действительности я удаляюсь от дел. Продолжать быть единым в двух лицах — значит увеличивать фактор риска. Я сказал вам на Гренаде, что узнал о себе от Мэри Бролл и бедняжки Лайзы. Теперь у меня появится шанс посвятить все свое время тому, чтобы еще больше разобраться в этом. Очень тщательно. Очень внимательно. По большей части речь идет о людях, которые могут исчезнуть по своей собственной воле и никто не будет их искать. Думаю, брошенный мне вызов возбуждает меня. Значит, я очень много говорю, не так ли? Но это вам не особенно помогло, да? Поговорим о том, что было в том письме, которое вы отправили с Гренады. Так, для проформы. На самом деле совсем не важно, буду я знать об этом или нет, так что уговаривать я вас не собираюсь. Для порядка я, может быть, возьму с собой некую мисс Букер. Бетси. Хотите узнать что-нибудь о ней? Впрочем, это не важно. Закончили с его лодыжками? Отползите на коленях назад. Дальше. Дальше. Вот сюда. Сядьте здесь, пожалуйста, и обмотайте проволокой собственные лодыжки так, чтобы длина проволоки между ними была такой же, как длина нейлонового шнурка в тот день на маленьком пляже.
У меня возникла идея. Прикасаясь к этой толстой мягкой проволоке, я понял, что, если ее сгибать и разгибать много раз, она сломается. Я обмотал пару раз свои лодыжки, закрепил проволоку, закрутил плоскогубцами узел и откусил ими лишнее. Если повезет, проволока со временем лопнет в месте закрутки после того, как я сделаю несколько шагов.
Он подошел к Мейеру и наклонился над ним так, что гвоздезабивающий пистолет почти коснулся копчика Мейера.
— Я поставил на одиночный выстрел. Или одиночный гвоздь, Макги. Если вы сможете аккуратно обмотать собственные запястья, вы так порадуете меня, что я откажусь от удовольствия посмотреть, как он прореагирует на гвоздь в этом месте. Проявите смекалку, Макги. Сделайте это хорошо. После Гренады я должен быть осторожным.
Я сделал это хорошо. Даже ухитрился отщипнуть лишний кусок проволоки, прижав плоскогубцы локтем к полу. Держа запястья вместе, прилагая все силы, я постарался сделать так, чтобы не было видно провисшей части проволоки. Дешевые трюки никогда не приносят ничего хорошего, разве что дают человеку, который прибегает к ним, иллюзорную надежду, которая так ему нужна.
Диссо не спеша подошел, наклонился, проверил и откинул плоскогубцы носком ноги. Удовлетворенно крякнув, отошел и положил плоскогубцы рядом с напорным резервуаром. Потом повернулся и размял пальцы.
— Эта штуковина слишком тяжелая, — сказал он и поднял увесистый кусок металла.
Мне показалось, что это кусок стальной трубы, но, когда он пошел к Мейеру, подбрасывая этот предмет, я понял по тому, как он с этим справлялся, что он из какого-то легкого металла — возможно, алюминиевый стержень. Каждый раз он переворачивался в воздухе и каждый раз аккуратно шлепался ему на ладонь.
— Даже не представляю, для чего нам нужны
Он неожиданно наклонился и молниеносным движением ударил Мейера сзади по правой ноге, повыше колена. Раздался звук, напоминающий нечто среднее между щелчком и глухим ударом. Тяжелое тело Мейера подскочило, оторвавшись от пола, и он взревел от боли.
— Видите? — усмехнулся Пол. — Более тяжелый стержень размозжил бы и кость, а более легкий просто причиняет острую боль. Я экспериментировал с Гарри и зашел слишком далеко. Я слишком долго бил однажды по его большому брюху и, возможно, разорвал там что-то. Бог его знает что. В то время ни один из нас не подумал, что ему придется пойти в банк за деньгами.
— В обмен на Мейера я дам вам любую интересующую вас информацию о том письме.
Пол изумленно уставился на меня:
— На всего Мейера? Живого и свободного? Как наивно. Мейер — труп, и вы — труп. Теперь уже нет никакого выбора. Я мог бы дать, скажем, еще пятнадцать минут жизни Мейеру в обмен на информацию о письме. Он с одобрением отнесется к этому, когда придет время. Но какой в этом смысл? Меня ведь совсем не интересует это ваше письмо. Я кое-что узнал от Мэри, и гораздо больше от Лайзы, и немного от Гарри. Теперь я могу проверить правильность того, что они сообщили, и узнать немного больше. Зачем мне отказывать себе в удовольствии?
— Действительно, зачем? — сказал Мейер хриплым голосом.
— Вы мне оба нравитесь, — проговорил Пол. — Действительно нравитесь. Отчасти причина в этом. Помните, Тревис, как Лайза превратилась… просто в вещь, предмет? Предмет шевелился и издавал звуки, но это была не Лайза. Я чуть не совершил ту же самую ошибку с Гарри. Главное — добиться, чтобы человек осознавал себя до самого конца. А теперь нам надо убрать Мейера отсюда. Привезите сюда, пожалуйста, вон ту ручную тележку, Тревис.
Я привез тележку, по приказу Пола наклонился и, неуклюже подняв, взвалил на нее моего старого друга. Мейер оказался на правом боку. Он скосил на меня глаза и сказал:
— У меня в голове вертится один ужасный каламбур, от которого я никак не могу избавиться, как ты от своих песенок. Будем надеяться, что его сила слабеет.
— Как твоя нога? — спросил я.
— Довольно стройная, я думаю, но некоторые находят ее слишком волосатой.
— Вы что, пытаетесь еще шутить? — удивился Пол.
Мейер заговорил голосом, которым читал лекции:
— Мы часто замечаем при клинических исследованиях, что отвратительные садо-социопатические личности почти не обладают чувством юмора.
Диссо подошел к тележке и, ударив Мейера по плечу, сказал:
— Пошутите еще, пожалуйста.
Мейер, с шумом выдохнув сквозь стиснутые зубы, ответил:
— Боюсь, что я произвел неверное впечатление, Диссо.
— Страшно, Мейер? — вежливо спросил Пол.
— Не поверите, но у меня ледяной ком внутри, — ответил Мейер.
Следуя указанию Пола, я покатил тележку по полу и с трудом затащил ее на пандус. Диссо открыл засов на большой металлической двери и отодвинул дверь вбок. Белый солнечный свет уже превратился в золотистый, поскольку день клонился к вечеру, но был все еще слишком ярким для глаз. Я повез тележку вдоль погрузочной платформы, потом вниз по крутому пандусу.