Молчание золотых песков
Шрифт:
— Так. Значит, без женщин, но не в физическом смысле.
— Господи, нет. Эти две, что только что прошли мимо, вызвали предполагаемую реакцию. И я прекрасно помню прикосновение гладкого и теплого бедра той маленькой христовой певчей на своем затылке. Физическая способность — это прекрасно. Нет, Мейер. Я чувствую себя опустошенным и сломленным в другом смысле. Я противен самому себе, не могу представить себя в действии.
— Как?
— Все мои представления о том, как заниматься любовью с женщиной, кажутся мне банальными. Я слышу свои слова, которые говорил слишком многим: «Должна быть какая-то привязанность, милая.
— Тревис, Тревис, Тревис.
— Я знаю. Но это то, что со мной происходит.
— Может быть, в воздухе, которым мы дышим, появился какой-то новый вредный промышленный компонент.
— Проявляешь добродетель?
— Не сваливай все на меня, Макги. Ты хороший человек. Людей, которые не были бы хоть немного болванами, не существует. Когда мы обнаруживаем в себе частичку глупости, мы недовольны собой. Еще бы! Наш имидж страдает.
— И что же мне делать?
— Откуда я знаю, что тебе делать? Исчезни где-нибудь на далеких островах и полови пару месяцев рыбу. Наймись на буксирное судно и поработай до изнеможения. Возьми пять тысяч из тех, что лежали в коричневом пакете и арендуй «Хеллз Белль» для себя одного на десять дней. Принимай холодный душ. Изучай хинди.
— Что ты злишься?
Он вскочил со скамейки, повернулся кругом, наклонился и рявкнул мне прямо в лицо:
— Кто злится? Я не злюсь!
Вприпрыжку Мейер побежал к воде, плюхнулся в нее и поплыл.
Все как-то странно вели себя. Может, действительно в последнее время в воздухе висела какая-то мерзость.
Пока мы плескались, Мейер вышел из несвойственного ему нервного состояния. Мы медленно побрели через мост назад, а когда наконец подошли к «Флешу», я увидел на его корме, в тени навеса, какую-то женщину.
Я не узнавал ее до тех пор, пока мы не приблизились к борту почти вплотную. Она спала в шезлонге, похожая на уютно свернувшегося котенка. Рядом с шезлонгом стояли большой красный чемодан и такая же дорожная сумка. И то и другое изрядно потрепалось в путешествиях. На ней было короткое джинсовое платье, отделанное белой крупной строчкой, а белые босоножки валялись на палубе, под шезлонгом. Во сне она крепко прижимала к себе свой белый кошелек.
Неожиданно она широко открыла глаза. Весь ее сон тут же как рукой сняло. Она проснулась в одну секунду, вскочила на ноги и широко улыбнулась:
— Привет, Макги! Это же я, Джинни. Джинни Доулан. Мне надо было завернуть на
Я представил их друг другу. Мейер сказал, что слышал о ней много хорошего. На него, кажется, произвели впечатление копна рыжевато-каштановых волос и блеск серо-зеленых глаз.
Я отпер «Флеш», и мы вошли. Она восторженно затараторила:
— Оставьте мои вещи там, если, конечно, у вас нет воров. Ой, можно я посмотрю ее? Это великолепная яхта, Трев! Послушайте, а я не помешаю? Если у вас, ребята, какие-то планы…
— Никаких, — сказал Мейер. — Абсолютно никаких.
— Ух ты, какая замечательная кухня!
— Камбуз, — сказал я.
Джинни непонимающе взглянула на меня:
— Камбуз? Это же на галерах, там огромные весла и человек с кнутом. И у вас это тоже есть?
— Хорошо, Джинни. Пусть будет кухня.
— А мотор у нее есть? Я имею в виду, на ней можно путешествовать и так далее?
— И так далее, — сказал Мейер, лицо которого приобрело более счастливое выражение.
— Ух ты, как бы я хотела когда-нибудь отправиться на такой яхте. Все равно куда!
— Где твоя подруга? — перебил я ее.
— Бетси? Нас выбросил из «Каса-де-Плайя» обосновавшийся там банк. Не нас, а меня. Потому что ее к тому времени уже не было. Она вернулась к вдовствующему дантисту в Северный Майами.
— Тебе водку с тоником? — спросил я.
— Совершенно правильно. Как это чудесно, когда люди помнят такие вещи, правда? А я собираюсь вернуться в Колумбус. Нет, не к Чарли, не к этому зануде. Но я позвонила к себе на старую работу и смогу достаточно зарабатывать, так что накоплю денег и улечу в Доминиканскую республику. Там немедленно разведусь, вместо того чтобы ломать себе голову здесь.
— Не хочешь сесть, Джинни? — спросил я.
— Я слишком нервничаю и не могу сидеть на месте, дорогой. Когда я сваливаюсь вот так на людей, мне всегда не по себе. Я должна была уехать на автобусе, но подумала: какого черта, я так хотела увидеться снова с этим Макги и так и не сделала этого. Девушка должна иногда быть бесцеремонной, иначе ей придется довольствоваться ничем, правильно?
Я взглянул на Мейера. На его лице появилось какое-то очень странное выражение. Я протянул Джинни стакан и заявил:
— Иногда девушка становится бесцеремонной как раз в нужное время и получает приглашение на частный круиз. Что ты скажешь на это?
— На борту этой великолепной яхты? Ух ты! Я бы ответила «да» так быстро…
— Молчите! — заорал Мейер, напугав ее.
Он подошел к ней и, подняв палец, заставил снова сесть в кресло. Она, оторопев, села по его команде и уставилась на него, открыв рот.
— Я собираюсь задать вам очень личный вопрос, миссис Доулан.
— Что это с вами?
— Вы не испытывали сильного эмоционального потрясения в последнее время?
— Я? Потрясение? Какое?
— Вы не испытываете сейчас кризиса?
— Кризиса? Да я просто намереваюсь получить обычный нормальный развод.
— Миссис Доулан, вы не чувствуете себя сейчас жалкой маленькой птичкой со сломанным крылом, которая опустилась на борт, ища покоя, понимания, нежности и любви, что поможет вам снова стать целой и невредимой?
Девушка недоумевающе взглянула на меня широко раскрытыми круглыми глазами:
— Он всегда такой, Тревис?
— Слушайте внимательно! — потребовал Мейер. — Какие у вас отношения с вашим врачом-психоаналитиком?