Молчание
Шрифт:
– Но было время, когда деревце это тянулось ввысь и зеленело!
– Когда?
Феррейра впервые взглянул Родригесу прямо в глаза. На худом лице появилась улыбка мудрого человека, с жалостью взирающего на неопытного юнца.
– Когда вы приехали в эту страну, храмы здесь возводились во множестве, и вера благоухала, как свежий цветок, и японцы спешили принять крещение, как иудеи, что устремлялись к водам реки Иордан!
– А что, если Бог, которому поклонялись японцы, не был христианским Богом?
– спокойно спросил Феррейра, все с той же печальной улыбкой.
Родригес яростно сжал кулаки. «Будь осторожен, - сказал он себе.
– Он искушен в софистике. Не попадись на этот крючок. Побежденный всегда ищет лазейку для оправдания!»
– Вы отрицаете то, что отрицать невозможно.
– Отнюдь. Японцы чтили не нашего Бога, а собственные божества. А мы очень долго не признавали того, твердо веруя, что они истинные христиане.
– Феррейра сел поудобней. Полы кимоно разошлись, открыв босые грязные ноги.
– Я говорю это не для того, чтобы оправдаться или уговорить вас отречься. Пожалуй, мне никто не поверит. Ни один миссионер в Гоа или Макао, ни один священник в Европе. И все же за долгие годы я понял этот народ. И обнаружил, что корни нашего деревца незаметно подгнили.
– Сам Франциск Ксавье...
– не выдержал Родригес, - сам Франциск Ксавье утверждал обратное!
Феррейра кивнул.
– И от святого Ксавье укрылась печальная истина. Японцы исковеркали даже слово «Дэус», которому он научил их. Они издревле поклонялись Дайнити - Великому Солнцу - и не видели разницы в этих словах. Разве вы не читали сообщений Ксавье, в которых он пишет об этой распространенной ошибке?
– Будь у святого Ксавье порядочный переводчик, никогда не случилось бы этой нелепой ошибки.
– Нет. Вы просто не понимаете сути.
– На скулах Феррейры заиграли желваки.
– Вы ничего не понимаете. И вся эта братия из монастырей Гоа и Макао, приезжавшая сюда поглазеть, - они тоже ровным счетом ничего не понимают. Японцы, путая Дэуса с Дайнити, уже тогда извращали нашего Бога, приспосабливали его к себе, а потом сотворили новое божество. Этот скрытый процесс все равно продолжался - даже когда исчезла путаница в словах, в те годы, когда успехи миссионеров казались неоспоримыми. Японцы верили не в христианского Бога, а в собственное творение.
«Извращали нашего Бога, приспосабливали его к себе...» - Родригес задумчиво повторил про себя слова Феррейры.
– Но это все равно Бог?
– Нет! У японцев Дэус лишен божественного начала.
– Как вы смеете?!
– не сдержался Родригес. Его крик вспугнул кур, мирно клевавших зерно на земляном полу.
– Поймите, это довольно просто. Вы замечаете только видимый блеск наших успехов. Вы не хотите задуматься о причинах. Да, это верно, за двадцать лет моего пребывания здесь были построены храмы на Кюсю, в Камигате, Сэндае; в Ариме и Адзути открылись духовные семинарии, и японцы сотнями принимали крещение. У нас было четыреста тысяч прихожан.
– Вы вправе гордиться этим.
– Гордиться? Пожалуй... Если б японцы верили в Бога, которого мы им внушали. Но в храмах, построенных нами, люди молились не нашему Богу, а своему, непонятному нам божеству. Даже не знаю, возможно ли называть его Богом...
– Феррейра опустил голову и пожевал губами, обдумывая слова.
– Нет, конечно, это не Бог. Случалось вам видеть бабочку, попавшую в паутину? Сначала она - настоящая бабочка. Но спустя день от нее остается лишь мертвая оболочка: есть крылышки, тельце, но бабочки нет. Японцы расправились с нашим Богом так же, как паук с попавшейся бабочкой: они высосали из него кровь и плоть, оставив безжизненный остов.
– Вздор! Я не желаю вас слушать. Я пробыл в Японии меньше вас, но я видел мучеников!
– Родригес закрыл руками лицо. Голос его звучал глухо.
– Я видел собственными глазами, как они умирали, сгорая в огне веры.
Он вспомнил сумрачное море с торчащими среди воды черными сваями. Казнь одноглазого в яркий солнечный полдень, Монику, канувшую в свинцовые воды залива... Если в них не было веры, во имя чего они приняли смерть? Нет! Феррейра лжет.
– Они верили не в христианского Бога, - повторил с уверенностью Феррейра.
– У японцев не было и не будет идеи Бога.
Словно огромный камень обрушился на Родригеса. Подобное ощущение он испытал в раннем детстве, впервые услышав, что на свете есть Бог.
– Японцы не знают Творца, отделенного от человека. Они не способны вообразить себе Сущее вне привычной реальности.
– Но учение Христово - реальность, существующая вне Португалии и даже Европы. Иначе какой смысл в миссионерской работе?
– Бог у японцев - идеально-прекрасное, наделенное волшебным могуществом существо. Но он - одной природы с людьми. Это не канонический Бог христианства.
– Вот и все, что вы поняли за двадцать лет?
– Да.
– Феррейра тоскливо кивнул.
– И потому я считаю бессмысленным труд проповедника. Деревце, которое я посадил на этом болоте, подгнило - а я даже и не заметил случившегося...
В словах Феррейры была неподдельная горечь - Родригес не мог усомниться в их искренности. Солнце померкло, в углах затаились серые тени. Вдалеке послышался мерный стук деревянного гонга и заунывный речитатив монахов, читающих сутры.
– Нет, вы не Феррейра, - со вздохом сказал Родригес.
Феррейра спрятал глаза.
– Верно. Конечно, я не Феррейра. Я - Савано Тюан. Сам губернатор пожаловал мне это имя. И не только имя - также жену и детей казненного человека.
***
Час вепря 41 . Под охраной стражника и чиновника священник возвращался в темницу.
Глухая ночь. На улицах ни души, можно не опасаться любопытных прохожих, и чиновник позволил Родригесу поднять шторку. При желании можно было бы убежать, но бежать не хотелось. Дорога была узкая и извилистая, и, хотя, как сказал стражник, они вошли в черту города, пейзаж был явно не городской: жались друг к другу незатейливые домишки, тянулись длинные храмовые ограды, шумели рощи. Город строился.
41
Время от девяти до одиннадцати вечера.