Молчара
Шрифт:
— Это дело расследовали? Пытались понять, что произошло?
— Да, была назначена комиссия, которая работала целый год. До причин докопаться не удалось — видимо, не всё подвластно разуму человека. Но удалось установить непреложный факт: из живучек можно вырастить любой биологический объект, но за пределами Юшора он нестабилен. И второе: люди не могут долго находиться на Юшоре.
— А ваш отец? — спросил Чоно.
— Он до конца жизни верил, что живучки — лекарство от всех болезней и эликсир бессмертия. Он выкупил заброшенную станцию и обратился к коллегам за помощью, но никто не захотел ехать на Юшор: слишком опасно, слишком
Лекетой снял скафандр и остался в нательном комбинезоне, который обтягивал фигуру, как вторая кожа. Если под ним и скрывалось железное тело, то, должно быть, отец Лекетоя был вторым Микеланджело. Создать подобное совершенство под силу лишь гению.
— Мы работали на Юшоре больше десяти лет — отец в чистой зоне, а я в грязной. Нам удалось сделать несколько открытий — те самые уколы красоты, которые омолаживают организм. Кое-что ещё по мелочи. Но самого главного мы не выяснили — кто такие живучки, почему биоматериал разлагается за пределами Юшора, почему люди прыгают в море? А пять лет назад отец погиб: я не уследил за ним, и он спрыгнул в люк. Мы оба знали, что рано или поздно это случится, поэтому отец оставил документ, чтобы подозрение не пало на меня. Да и камеры засняли его прыжок.
Чоно гадал, с какой целью начальник тюрьмы рассказывает историю своей жизни, но слушал предельно внимательно. Лекетой продолжил:
— Станция досталась его сыну — Максу. Он прилетел на Юшор, чтобы посмотреть что тут происходит. Увидел старую лабораторию и потрёпанного робота — и решил продать станцию. Я уговорил его открыть здесь частную тюрьму и начать вылов гребневиков: выручка от уколов красоты покрыла бы расходы на содержание заключённых и принесла небольшую прибыль. Макс согласился, тем более что покупателей на станцию не нашлось.
— А зачем вам это было нужно?
— Хотел продолжить дело отца.
— Вы могли улететь на Землю и доживать свои дни… — Чоно смешался.
Где мог доживать свои дни изношенный и морально устаревший робот с Юшора? Кому он был нужен на Земле? Наверняка Макс отправил бы его на свалку.
— Однажды у меня сломался зрительный сенсор, и я изготовил глаз из биоматериала, который синтезировал из свежепойманного гребневика, — сказал Лекетой, расстёгивая молнию на груди. — Так было быстрее, чем ждать доставку с Земли.
Он стащил комбинезон с плеч, обнажил торс и, наклонившись, освободил ноги от узких штанин. Встал перед Чоно в чём мать родила. Вернее, в чём создал его отец. Вернее, в том, что сотворили с ним… живучки?
— Ваше тело… — пробормотал Чоно, скользя глазами по переплетению живых мышц и металла. Голова, плечи, грудь, обе руки и одна нога принадлежали человеку, всё остальное — живот, пах и вторая нога — механическому роботу. — Оно само… выросло?
— Да. И лицо тоже. В течение трёх лет живая материя из глаза распространялась по корпусу и замещала металлические детали. И процесс до сих пор продолжается. Когда лицо окончательно сформировалось, я посмотрел в зеркало и увидел… — Лекетой достал из стола планшет и протянул Чоно: — Это отец в молодости.
Чоно содрогнулся от ужаса. С экрана на него смотрел тот же самый человек — симметричное лицо, острые скулы, пронзительно голубые глаза. Только кожа не такая идеальная.
— Разумеется, я сразу же сделал анализ ДНК и выяснил, что я — биологический сын своего отца. Я — его законный
В его голосе прозвучало нескрываемое торжество. Неужели железная кукла мечтала стать настоящим ребёнком для своего создателя?
— А, может быть, вы — не сын, а он сам и есть? — спросил Чоно, ощущая, как по спине стекает холодный пот. — Может, вы поймали живучку, которая съела вашего отца, и теперь он воспроизводится заново?
— Исключено. Моё сознание осталось сознанием Джерна Лекетоя. Мои электронные мозги постепенно становятся человеческими, но я не превращаюсь в отца. Я всего лишь обретаю плоть с его ДНК.
— Это слишком сложно для меня, — признался Чоно, сцепляя пальцы в замок, чтобы они не плясали. — Но я так понимаю, у вас всё замечательно. Вы становитесь живым человеком, у вас есть лаборатория, вы продолжаете научные исследования. — Лекетой кивнул, и Чоно продолжил: — Почему же вы сказали, что умираете?
— Потому что два месяца назад на Юшор снова прилетел Макс. Он привёз потенциального инвестора, который планирует вложить деньги в уколы красоты. Макс увидел, в кого я превратился, и понял, что сможет заработать намного больше, — например, выращивая людей на продажу, — Лекетой вперился в Чоно голубым взглядом. — Не органы, а живых людей.
— Это ужасно! Даже выращивание органов — сомнительное занятие, что уж говорить про людей! Это вообще нелегально!
— Я сказал ему то же самое. Он предложил мне сотрудничество, процент от прибыли, согласился даже признать меня братом, если я помогу наладить производство. Я отказался. Макс настаивал. Тогда я пригрозил, что закончу трансформацию, вернусь на Землю и обращусь в суд, чтобы меня признали сыном и наследником. Станция должна достаться мне — на другое имущество я не претендую. Макс рассвирепел и уехал. А недавно я обнаружил в своём мозгу троян. Он собирает данные об исследованиях и удаляет мои личные файлы — чувства, воспоминания, любовь к отцу. Стирает мою личность. Через несколько дней меня не станет — я превращусь в кусок плоти, который Макс будет изучать и препарировать, чтобы создать таких же, как я.
Чоно ни секунды не сомневался:
— Джерн, я уничтожу этот троян!
Лекетой улыбнулся — совсем как человек:
— Если ты сделаешь это, я отправлюсь на Землю и добьюсь для тебя помилования.
22. Сложности с парнями
Про себя он называл его Шерманом или Абрамсом, но в глаза — только Павлом и только на «вы». Шерман сам так попросил: объяснил, что это их сблизит, но оставит некоторое личное пространство. Егор согласился. Ему было всё равно. Почти каждую ночь ему снился Саша, он кричал: «Мне больно! Остановись!», но Егор не мог остановиться. После оргазма он плакал во сне, просыпалась Кэт и обвивала его тёплыми руками. Приходила Муза, тёрлась лысым боком о его холодные ноги.
Сначала Шерман провёл медицинское обследование, чтобы исключить гормональные, генетические или физиологические патологии. Егор не возражал против сдачи анализов, УЗИ простаты и урологических мазков. Не возражал и против томографии мозга. Он готов был на всё, чтобы выяснить, что происходит, и почему именно с ним. Шермана тоже это интересовало. Он сказал, что напишет диссертацию, если выяснится что-то любопытное.
— Судя по анализам, я полностью здоров, — сказал Егор через неделю. — Что же со мной не так, доктор?