Молчать, чтобы выжить
Шрифт:
Как только заиграла музыка, Татьяна подошла к столу, сделала ироничный реверанс и, смешливо наморщив носик, произнесла:
— Сэр, белый танец. Разрешите вас пригласить?
— Я даже не знаю, — замямлил, заливаясь краской, Сергей Иванович.
Однако Татьяна взяла его за руку, и он послушно поднялся со стула.
— Левую руку дайте сюда… — давала указания Татьяна. — Вот так. А правую положите мне на талию… Да смелее же, я вас не укушу! Вот, умница…
Они стали танцевать. Лысина Сергея Ивановича тускло поблескивала в ярком свете люстры. Рука у него вспотела от волнения, и, похоже, он страшно этого смущался.
— У вас хорошее чувство ритма, — прошептала Татьяна на ухо ученому.
— Вы преувеличиваете, — пробормотал он.
— Да нет, правда. Вы хорошо танцуете. Скажите, а ваша фамилия случайно не Барышников?
— Увы.
— Тогда как?
— Павлюков. Всего-навсего Павлюков.
«Я была права!» — пронеслось в голове у Татьяны. Она еще теснее прижалась к своему смущенному и взволнованному кавалеру. Дыхание Сергея Ивановича стало тяжелым и прерывистым.
— Никогда не слышала, но уверена, что еще услышу, — прошептала Татьяна, легонько скользнув губами по горячему, красному уху Павлюкова.
Он поежился и на этот раз сам прижал к себе Татьяну.
«Ого! — насмешливо подумала она. — А у нас явный прогресс!»
— Ты забавный, — ласково проговорила Татьяна в это красное ухо. — Мне кажется, ты и раньше нравился женщинам, только сам на замечал этого.
— Вряд ли, — с горькой усмешкой проговорил Павлюков. — Я бы сразу это заметил.
И от тех европеянок нежных Сколько я принял смущенья, надсады и горя!— Мандельштам? — удивилась Татьяна. — А ты, я вижу, не только физик, но и лирик.
— Куда мне, старому…
«Пора!» — сказала себе Татьяна и, задержав дыхание, нежно поцеловала физика в губы. Профессор задрожал и рывком прижал ее к себе — да так яростно и страстно, что Татьяна чуть не ойкнула от неожиданности и боли.
— Полегче, — мягко сказала она. — И понежнее.
— Извини.
Они продолжили танцевать. Помолчав немного, Павлюков вдруг спросил:
— Кто он тебе?
— Ты это о ком? — не поняла Татьяна.
— Лев Анатольевич. Я видел, как вы с ним беседовали.
Татьяна небрежно хмыкнула.
— Он считает, что я его девушка, — сказала она холодновато.
— А ты? Ты тоже так считаешь?
Татьяна качнула головой:
— Нет.
— Тогда почему ты с ним?
Она вздохнула, тщательно проследив за тем, чтобы вздох был грустным и безнадежным. Потом сказала:
— Я вынуждена. Камакин страшный человек, и я его боюсь.
Павлюков на мгновение остановился, словно это известие ошарашило его, затем продолжил вести. Собравшись с мыслями, он сказал:
— Чепуха. Лев Анатольевич — хороший человек. Он помогает мне в моих исследованиях.
Татьяна снова вздохнула.
— Эх, Серж, Серж… — мягко произнесла она. — У тебя мозги Эйнштейна, а душа маленького ребенка. Нельзя же быть таким доверчивым и инфантильным.
— Значит, я доверчивый?
— Конечно. Камакин всегда делает только то, что ему выгодно. Если ты думаешь, что симпатичен ему, ты ошибаешься. Просто он тебя немножечко… использует. Вот и все. Не скажу, что это так уж плохо, просто…
Она оставила фразу незаконченной.
— Я знаю, — сказал Павлюков. — Знаю, что он меня использует. Но ведь и я его использую. Он оборудовал для меня лабораторию. Без него я бы никогда не смог этого сделать.
— Значит, у вас деловое сотрудничество. Вопрос только в том, не захочет ли он от тебя избавиться, когда дело будет сделано.
На это профессор ничего не ответил. Но по тому, как угрюмо он засопел, Татьяна поняла, что задела профессора за живое. Возможно, он и сам об этом не раз думал.
Мелодия закончилась, но тут же началась другая.
— Ты не устал? — спросила Татьяна.
— Нет.
— Тогда потанцуем еще?
— Хорошо.
И они продолжили танцевать. Павлюков вел себя без прежнего стеснения. Он, не смущаясь, прижимал Татьяну к себе, прикасался губами к ее щеке, короче говоря, вел себя как абсолютно нормальный мужик. С минуту они танцевали молча. Физик заговорил первым.
— Ты сказала, что Камакин страшный человек, — зашептал на ухо Татьяне Павлюков. — Он что, угрожал тебе?
Татьяна поморщилась:
— Давай не будем об этом.
— Тебе неприятно о нем говорить?
— Да.
Физик произнес что-то невразумительное. Потом вдруг сказал:
— А хочешь, я расскажу тебе, над чем мы работаем?
— Расскажи.
— Если коротко, то дело вот в чем…
Глава одиннадцатая
1
Вера Петровна была сорокапятилетней женщиной, стройной и симпатичной, но какой-то поникшей и потухшей, как сломанный цветок. Глаза ее смотрели устало, по краям рта залегли две глубокие морщинки.
Они сидели на кухне и пили заваренный Верой Петровной чай из сушеного шиповника.
— Как же, как же… Сережа Павлюков… Он уже двадцать лет мой сосед. А что случилось?
— Мы разыскиваем его по важному делу, — сказал Турецкий. — И никак не можем найти.
— Ну разумеется. Он ведь уже месяц как не живет в квартире.
— Месяц?
Вера Петровна кивнула:
— Ну да. Месяц или около того. Вручил мне ключ от своей комнаты, чтобы поливала цветы, взял сумку и ушел. С тех пор даже не звонил ни разу.