Молитва Жнеца
Шрифт:
Глава 4
Жнец с хладнокровием наблюдал, как в машину скорой помощи загружают девушку. Так надо. Он безостановочно повторял про себя два простых слова, словно мантру. Но все равно каждый раз на краю сознания скользил червь неуверенности. А правильно ли он поступал? Но Жнец безжалостно душил любые сомнения в зародыше.
Он проследил как машина, в которой сидели Натан с Ильей, уезжает и довольно усмехнулся. Он не ожидал, что все пройдет так гладко. Готовился к любым неожиданностям, даже к своему обнаружению. Но нет, кажется, они и не ожидали, что он останется здесь до конца, чтобы самостоятельно проследить за ходом разворачиваемой истории.
От дальнейших размышлений его отвлекли тихие всхлипы. Он раздраженно повернулся к мужчине, забившемуся в угол и прошипел:
– Заткнись! – но мужчина лишь сильнее вздрогнул и завыл, обливаясь слезами. Жнец скривился от отвращения, подошел и привычным движением ударил пленника в живот.
– Ты не можешь убить меня! – мужчина вцепился за края его брюк.
Жнец усмехнулся. Ему определенно нравилось смотреть, как этот человек унижается. С ласковой улыбкой, он присел на корточки и их лица оказались на одном уровне. Мгновение Жнец любовался надеждой, озарившей лицо мужчины, но уже через секунду улыбку заменил злобный оскал. Он схватил пленника за воротник рубашки, еще ближе подтягивая раскрасневшееся от слез лицо и с притворным добродушием сказал:
– А вот это решать только мне, Яснеев.
* * * *
Илья вернулся домой в совершенно прекрасном настроении. Он не веселился так давно. Если вообще когда либо так веселился. И хотя за день он насмотрелся на странные, а откровенно и страшные события, они все равно произвели на него неизгладимое впечатление.
Он не был до конца уверен в реальности произошедшего. В конце концов, это мог быть чей-то розыгрыш, но верить хотелось до одурения. Он чувствовал себя кем-то важным, частью значимых событий. И ему нравилось это чувство. Осознание, что все это часть реального мира, кружило голову. Ему всегда казалось, что мир вокруг слишком обычный. Но новые факты меняли обстановку до неузнаваемости.
Взгляд Ильи упал на прикроватную тумбочку и зацепился за полупустую пачку обезболивающего.
С того дня как он упал в обморок, встретил Миру и Натана, у него больше не болела голова. Не то чтобы Илья был против, но хотелось бы знать причину, чтобы знать как бороться с болями в будущем, если вдруг они вернутся.
От дальнейших размышлений Илью отвлек телефонный звонок. Он, не глядя на номер звонившего, взял трубку.
– Да?
– Илья, – раздался в трубке спокойный голос матери. Хорошее настроение как рукой сняло и Илья невольно напрягся. – Я целый день пытаюсь до тебя дозвонится. Почему ты не отвечал?
– Прости, я не слышал.
– Мне звонили с университета. Ты в курсе, что тебя отчислили? – Илья вздрогнул, значит и матери уже успели сообщить.
– Знаю…
– Почему мне неожиданно сообщают, что ты оказывается, не посещал занятия? – Мама устало вздохнула. – Я договорилась с деканом, он даст тебе еще один шанс. Не дай бог, ты пропустишь еще хотя бы одну пару!
Илья крепко сжимал телефон, он чувствовал, как задыхается. Мысли совершенно не хотели формироваться в слова.
– Ты меня понял? Я не слышу ответа, – ее голос, словно тиски сдавливал грудь все сильнее и сильнее.
– Понял…
Этого оказалось достаточно, чтобы мама положила трубку.
Илья смотрел в одну точку, чувствуя себя опустошено. Они с мамой не разговаривали полгода и первое, что ее взволновало это его успеваемость. Не здоровье, не самочувствие, не переживания. Даже забавно. Иногда Илья всерьез задумывался, а считает ли она его своим сыном? Видит ли в нем ребенка? А не одно сплошное разочарование? Но он сразу отметал эти мысли. Ведь она мама, разве может она его не любить?
Но Илья не помнил, когда в последний раз они открыто разговаривали. Или когда она была им довольна. Он никогда не был особенно общительным, да и его оценки были на уровне среднего. Что категорически не устраивало маму. В детстве он пытался заполучить ее одобрение, но как бы он ни старался он не соответствовал ее критериям. Поэтому со временем попросту перестал даже пытаться.
Чтобы избежать нотаций на тему бесполезности своей жизни, он все чаще закрывался в комнате, пока однажды не заметил, что и вовсе стал избегать общества родных.
Два года назад, когда головные боли начали усиливаться и стали невыносимой пыткой, мама повела его к врачу. Тогда на тот небольшой промежуток времени, все вернулось на круги своя. Не было нотаций и упреков, жалоб и холодного осуждения. Она действительно беспокоилась о нем. По-своему правда и все же. Так продолжалось пока не пришло время поступать в университет.
Даже к одиннадцатому классу Илья не знал, чему он хочет посвятить жизнь. Не было дела, которое заставило бы его загореться и трудиться во благо цели. Поэтому он не особо сопротивлялся, когда мама выбрала ему университет экономики. Единственное, что он для себя решил, он поступит в другом городе. Мама долго ругалась и возмущалась, но все-таки смерилась с его решением.
Но уже через месяц после начала обучения, Илья понял, что это не то. Экономика была не только не интересна, но и вызывала неимоверную скуку. Но он по-прежнему не знал других профессий, которыми хотел бы заниматься, потому продолжал механически посещать занятия и заучивать пройденный материал.
Так продолжалось, пока бесконечное море боли вновь не вернулось. Казалось, что все это время оно пряталось и копило силы, пока в один момент не решило вернуться и заявить о себе. Боль оглушила с такой силой, что даже передвигаться было трудно, не говоря уже о посещении университета. Звонить маме он не решился, так как не знал, чего от нее ожидать, поэтому самостоятельно сходил к неврологу, но новые таблетки не дали результатов.
Но теперь боли прошли, и у него больше не было повода прогуливать занятия. Илья не хотел туда возвращаться, но и снова видеть разочарованный взгляд мамы он тоже не хотел.
* * * *
Натан устало опирался на доску, снова и снова разглядывая уже наизусть въевшиеся в сознание слова. Лица с закрепленных на белой поверхности фотографий казалось, смотрели ли на него с осуждением.
Бутылин Кирилл: 17 лет, в коме;
Капралова Лилия: 8 лет, в коме;
Илья Шепелев: 20 лет, нет темной части. Неудачная попытка?
Ярусова Екатерина: 25 лет, в коме;
Мира тихонько зашла в кабинет и встала недалеко от Натана. Постояв несколько минут в тишине, она спросила: