Молитвы разбитому камню

Симмонс Дэн

Луис не мог отвести взгляд от бледной синюшной плоти и выпирающих костей. На ум приходили цеплявшиеся за колючую проволоку узники концентрационных лагерей; всплывшие на поверхность утопленники, которые неделю пробыли в воде и стали похожи на гнилую белую резину. Только это выглядело намного хуже.

У существа не было ушей. Вместо них в безобразном черепе зияли два неровных, обрамленных красноватой плотью отверстия. В глубоких черно-синих глазницах застряли желтоватые шарики, словно запихнутые туда каким-то шутником. Кроме того, странное создание, несомненно, было слепым: его глаза затягивала многослойная

слизистая пленка катаракты. И все-таки они бегали туда-сюда, эти желтые глаза, как у хищника на охоте. Чудовище склонило огромную голову к спящей матери Луиса. Оно видело, но как-то по-своему.

Стейг развернулся, чувствуя, что вот-вот закричит, сделал два шага к кровати и внезапно остановился. Сжав кулаки, он стоял возле пустого стула. Наружу все еще рвался крик. Луис вернулся к зеркалу.

У монстра не было рта, не было губ, но под тонким длинным носом челюстные кости сильно выдавались вперед, образуя нечто вроде обтянутой белой плотью трубки. Длинное конусообразное хрящевое рыльце заканчивалось круглым отверстием. Бледно-розовый сфинктер сжимался и разжимался в такт сердцебиению или дыханию, и поэтому казалось, что дырка слегка пульсирует. Пошатываясь, Луис ухватился за спинку стоявшего рядом пустого стула. Волнами накатывали слабость, тошнота и головная боль. Он зажмурился. На свете не могло быть более отвратительного зрелища, чем то, что он сейчас увидел.

Стейг открыл глаза. Нет, могло.

Чудовище медленно, почти с нежностью, потянуло на себя одеяло и склонило уродливую голову над грудью спящей. Омерзительный хоботок дергался теперь всего в нескольких дюймах от цветастого халата. В круглом отверстии появилось что-то серозеленое, кольчатое, влажное. Показалась маленькая мясистая антенна. Существо наклонилось еще ниже, сфинктер сократился, и из него неторопливо вылез пятидюймовый слизняк. Он свисал с отвратительного рыльца, раскачиваясь прямо над матерью Луиса.

Стейг наконец-то закричал. Пытался повернуться и разжать пальцы, мертвой хваткой вцепившиеся в стул; пытался не смотреть в зеркало. И не мог.

Под антеннами-полипами у слизняка обнаружилась пасть, огромная разинутая пасть, как у глубоководного паразита. Червяк упал женщине на грудь, чуть поизвивался и быстро вполз внутрь. В его мать. Не осталось ни следа, ни отметины, ни даже дырки на выцветшем больничном халате. Только легонько вздулась и опала бледная кожа.

Похожее на ребенка существо обернулось, и Луис встретился с ним глазами в зеркале. Потом чудовище снова склонилось над спящей. Второй слизень появился, упал, заполз внутрь. Затем третий.

Луис снова закричал и наконец, смог стряхнуть оцепенение. Он бросился к кровати и принялся молотить руками воздух, пинком отбросил пустой стул в угол палаты, сорвал с матери одеяло и халат.

На крики прибежали две медсестры и дежурный по этажу. Стейг, склонившись над обнаженной матерью, царапал ногтями ее покрытую морщинами и шрамами кожу в том месте, где до операции была грудь. На мгновение все застыли в ужасе, а потом Луиса схватили за руки, и медсестра вколола транквилизатор. Перед тем как отключиться, он успел посмотреть в зеркало, указать взмахом руки на противоположную сторону кровати и еще раз закричать.

— Вполне объяснимо, — сказала Ли, после того как на следующий день отвезла

его обратно в боулдерскую больницу. — Совершенно естественная и понятная реакция.

— Да, — отозвался Луис.

Он стоял в пижаме возле кровати, а сестра поправляла одеяло.

— Доктор Кирби говорит, поражения в этой части мозга могут вызвать необычные эмоциональные реакции, — подхватила сидевшая у окна Дебби. — Как у… как его там… у рейгановского пресс-секретаря, в которого попала пуля. Только это, конечно, временно.

— Ага. — Луис лег, устраиваясь поудобнее на высоких подушках. Он не сводил взгляда с зеркала на стене.

— Сегодня мама ненадолго очнулась. По-настоящему очнулась. Я ей рассказала, что ты приходил. Она… она, конечно, этого не помнит. Хочет повидаться.

— Наверное, завтра.

В зеркале отражались они трое. Только они трое. Солнечный луч падал на перетянутые желтой резинкой рыжие волосы Дебби, на руку Ли. Ярко белели наволочки подушек.

— Хорошо, давай завтра, — согласилась сестра. — Или послезавтра. А сейчас выпей лекарство, которое прописал доктор Кирби, и поспи. А к маме вместе съездим, когда тебе станет лучше.

— Завтра, — повторил Луис и закрыл глаза.

Он провалялся в постели шесть дней, вставал только в туалет или чтобы переключить канал в маленьком телевизоре. Головная боль не отпускала, но была вполне терпимой. В зеркале — ничего необычного. На седьмой день Стейг проснулся в десять утра, принял душ, аккуратно и медленно надел шерстяные штаны, белую рубашку, синюю куртку и как раз собирался позвать Ли и сказать, что готов ехать к маме. Но тут она сама вошла в палату. Глаза у сестры были заплаканные.

— Только что позвонили. Мама умерла двадцать минут назад.

Похоронное бюро располагалось к востоку от денверского Капитолийского холма, среди старых, пришедших в запустение кирпичных зданий, которые теперь по большей части сдавали внаем. Там по ночам обычно устраивали разборки банды латиносов. Всего в двух кварталах от маминого дома. Они переехали туда из Де-Мойна, когда Луису было десять, в этом доме он вырос.

В соответствии с распоряжениями матери для денверских друзей в похоронном бюро устроили церемонию прощания. Потом гроб самолетом перевезут обратно в Де-Мойн. Там в церкви Святой Марии будет отпевание, затем погребение — на маленьком местном кладбище, где лежит отец Луиса. Прощание с покойной, лежавшей в открытом гробу, казалось Стейгу каким-то доисторическим варварством. Он стоял возле двери, здороваясь с гостями, и старался по возможности не приближаться к усопшей — только изредка окидывал взглядом сложенные на груди руки, нарумяненные щеки и нос.

Мытарство продолжалось около двух часов. Пришло около шестидесяти человек, в основном семидесятилетние старики и старухи — мамины сверстники. Соседи, которых Луис последний раз видел лет пятнадцать назад, новые знакомые, которых она завела в центре для престарелых или за партией в бинго. Из Боулдера приехали несколько друзей самого Стейга, в том числе два товарища по колорадскому клубу альпинистов и двое коллег из университетской физической лаборатории. Дебби не покидала его ни на минуту, вглядывалась в бледное, взмокшее лицо, время от времени брала за руку, когда у Луиса возобновлялись приступы головной боли.