Молния

Поттер Патриция

Было полнолуние — она вспомнила, как один из капитанов, совершавших рейсы сквозь блокаду, назвал такую луну охотничьей луной. Они молча ехали до поздней ночи. Ей показалось, что было уже за полночь, когда они, наконец, остановились у ручья.

Все еще молча Адриан сошел с лошади. Сократ соскочил на землю и бросился к дереву. Адриан медленно подошел к Лорен и протянул ей руку. Тело ее болело от долгой езды. Мышцы так онемели, что, коснувшись ногами земли, она споткнулась и едва не упала и качнулась в его сторону.

Руки Адриана поддержали ее. К ее удивлению, они были столь же нежны, как и прежде. Они немного

помедлили, прежде чем слегка расслабиться. Она видела в свете луны его суровое, без улыбки, лицо. Глаза его были такими темными, что она не могла разобрать их выражения. Но она никогда не могла этого сделать. Даже когда он улыбался и был просто очарователен, она чувствовала, что в нем есть нечто такое, чем он не делится ни с кем.

Сейчас это было еще более очевидным. Или же она более остро ощущала это после долгой езды в молчании?

Лорен чувствовала на себе его дыхание. Одной рукой он продолжал придерживать ее, другая его рука дотронулась до локона, выбившегося из пучка волос, который она постаралась заколоть как можно крепче.

— Ах, Лорен, ты пахнешь так чудесно после этой проклятой тюрьмы.

Он опустил голову и губами нашел ее губы. Она ждала вопросов и обвинений, но их не было. Вместо этого она чувствовала его нежные, невероятно нежные губы. Она почувствовала их на своих щеках, потом они снова вернулись к ее губам. Она чувствовала его сдерживаемое желание, и тело ее дрожало от ее собственного желания.

Ей так страстно хотелось собрать воедино свое разбитое сердце, которое болело так, что она едва выносила эту муку. Ей хотелось отдаться магии его прикосновений, тому томлению, которое пульсировало в нем, но остатки благоразумия напоминали ей о том, как это опасно.

Она приняла его поцелуй, потому что ничего другого ей не оставалось. Одним своим прикосновением, одним взглядом он парализовал ее волю. Губы ее сплавлялись с его губами, а все ее тело трепетало от желания. Сердце стучало, и стук этот отдавался у нее в ушах. Она чувствовала его силу и наслаждалась этим ощущением. Она чувствовала его желание, и это ощущение делало ее счастливой. Она чувствовала его страсть и отвечала на нее. Все ее страхи и сомнения растворились в этом невероятном томлении.

Горячая кровь неслась по ее телу, подобно реке, разбухшей от грозы. Ее руки все крепче сжимали его тело, одетое в грубую одежду, которую она ему купила, одежду, облегавшую его худое, мускулистое тело, прижимавшееся к ней. Она чувствовала, что кожа его влажна, и ей хотелось знать, не оттого ли она влажна, что у него внутри такой же кипящий жар, как у нее. Но по мере того, как поцелуи его становились все более страстными, все ее мысли исчезали. Его язык проникал, ласкал и соблазнял ее, в то время как новые и новые содрогания сотрясали ее тело.

Если бы его руки не держали ее так крепко, то она, возможно, не удержалась бы на ногах от охватившей ее сладостной истомы.

— Ты нужна мне, Лорен, — прошептал Адриан, и слова эти действовали на нее, как наркотик.

Она подняла руку к его щеке, провела пальцами по твердым линиям его лица, и этого ответа ему было достаточно.

Лорен почувствовала, что его пальцы добрались до застежки платья у нее на спине. Она чувствовала, как неловки были эти торопливые движения. И при каждом движении, при каждом его прикосновении она чувствовала

содрогания своего тела, которое она никогда полностью не понимала. Все ее воспитание, все ее убеждения — все это сейчас было отброшено, точно так же, как это случилось с ее принципами за последние три недели. Но сейчас она не могла остановиться. Требования ее сердца, ее души и ее тела были слишком сильны. А завтра могло и не наступить. Она почувствовала теплую слезу на своей щеке. Его руки двинулись внутрь ее платья и рубашки, ласкали ее груди, играли чувствительной плотью, которая болела и твердела под его пальцами.

А потом они стояла на коленях, и он целовал ее груди, которые, казалось, существовали отдельно от нее. Она удивленно посмотрела на них и увидела, как они распухают, трепещут и горят. Ее собственные руки расстегнули его рубашку и ласкали мускулы у него на груди, играли вьющимися волосами, казавшимися золотыми в лунном свете. Она услышала его стон, или же это был ее стон? Его руки спустились вниз и ласкали ее бедра, придвинув их ближе к его телу, до тех пор, пока она не ощутила новое измерение его желания.

Неожиданно он поднял голову, обратив глаза к луне и звездам, подобным серебряной пыли на бархате небес. Она услышала его крик, крик свободы, страсти и восторга, взорвавшийся в тишине ночи и заразивший ее своей простой радостью.

Это была их ночь.

Его руки освободили ее от остатков одежды. Его движения были успокаивающими, ласкающими, нежными. Она чувствовала, как ночной бриз ласкает кожу, которую никогда не ласкали подобным образом. Его восторг стал ее восторгом, ибо ее наполняло так много новых ощущений, что каждый нерв ее тела был наполнен ожиданием. Она уже испытывала с ним подобное ощущение, но никогда оно не доходило до такой степени. Никогда легкое прикосновение к коже не было похоже на взрыв пороха, порождающий серию взрывов, на сильное мучительное пламя, распространяющееся по всему ее телу.

Двигаясь по ее коже, руки Адриана питали это пламя. Он опустил ее на землю. Она лежала на старых сморщенных листьях, с жадностью впитывая запах сосновых игл и прохладу земли. Все ощущения усиливались его присутствием, его близостью. Он отстранился — на несколько мгновений, не больше — и, когда он вернулся, она увидела в лунном свете контуры его тела, обнаженного и прекрасного, и контур каждого мускула был чудом силы и красоты.

Лорен знала, что ей следовало бы устыдиться и испугаться, но она находилась в состоянии страстного ожидания, чувствуя, как все новые и новые волны желания охватывают ее. Инстинктивно она выгнулась вверх, желая его так сильно, так полно, что все в мире остановилось. Только одно продолжалось сейчас — это пульсирующее желание чего-то такого, чего она не понимала.

Его тело опустилось на нее, его тепло высекало новые искры, когда он коснулся агонизирующего треугольника ее женственности и каждое из его медленных намеренных движений все усиливало ее желание. Но он все еще дразнил эту часть ее тела до тех пор, пока она не почувствовала там влагу и явное, обнаженное желание, такое сильное, что она не могла больше выносить мучительной боли этой страсти. Ее тело инстинктивно поднялось к нему, стремясь облегчить давление, которое она чувствовала внутри своего тела, утолить это ужасное, сводящее с ума желание, которое пожирало ее.